Джим Корбетт - Храмовый тигр Страница 43

«Человек не знает большего счастья, чем внезапное прекращение сильной боли», — сказал однажды тот, кто много страдал и знал счастье внезапного избавления от страдания. Я почувствовал облегчение около полуночи, а когда поднял голову, на востоке забрезжил рассвет. Я просидел на тонкой ветке четыре часа, судорога свела ноги, что и заставило меня очнуться. Некоторое время я не мог сообразить, где нахожусь и что со мной случилось. Но вскоре все вспомнил. Огромная опухоль исчезла, а вместе с ней исчезла и боль. Я мог как угодно вертеть головой, свободно глотать и видеть левым глазом. Правда, я упустил благоприятный случай застрелить тигрицу, но какое это имело значение, если я снова был здоров! Куда бы и как бы далеко тигрица ни ушла, я последую за ней и рано или поздно, несомненно, застрелю.

Когда я в последний раз видел тигрицу, она держала путь в сторону деревни. Легко соскочив с дерева, на которое взбирался с таким трудом, я поднял свою винтовку и направился туда же. У ручья остановился, вымылся и выстирал свою одежду.

Мои люди не ночевали в деревне, как я им велел, а провели ночь у костра возле моей палатки, беспрерывно кипятя воду. Увидев меня, мокрого с головы до ног, они вскочили с радостными криками:

— Саиб! Саиб! Вы вернулись, и вы здоровы!

— Да, — ответил я, — вернулся и здоров.

Когда индиец выражает свою преданность, он делает это от души, без всякого расчета. Как только мы прибыли в Таллакот, староста предоставил моим людям две комнаты, так как чувствовать себя в безопасности, особенно во время сна, можно было лишь за закрытыми дверями. Тем не менее эту трудную для меня ночь мои люди, сознавая грозившую им опасность, оставались под открытым небом на случай, если мне понадобится их помощь, и все время держали наготове горячий чай. Не помню, пил ли я чай, но отчетливо помню, что заботливые руки сняли с меня ботинки и укрыли пледом, когда я лег на кровать.

Долгие часы спокойного сна, потом сновидение: будто кто-то настойчиво меня зовет, а другой так же настойчиво уверяет, что меня нельзя беспокоить. Сон повторялся снова и снова с незначительными изменениями. Наконец слова дошли сквозь сон до моего сознания и стали реальностью:

— Вы должны разбудить его, иначе он очень рассердится.

И ответ:

— Мы не станем будить его, он очень устал.

Голос последнего принадлежал Ганга Раму. Я окликнул его и сказал, чтобы он впустил человека ко мне. Через минуту мою палатку осаждала толпа возбужденных мужчин и мальчишек, и всем им не терпелось сообщить, что в другом конце долины людоед только что убил шесть коз. Натягивая ботинки, я оглядел собравшихся. Среди них оказался Дунгар Сингх. Я спросил его, знает ли он место, где убиты козы, и может ли проводить меня туда.

— Конечно, знаю, — охотно отозвался он, — и могу вас проводить.

Я попросил старосту задержать людей, захватил свою винтовку 275-го калибра и вместе с Дунгар Сингхом направился через деревню к долине.

Сон вернул мне силы, и так как отпала необходимость ступать осторожно, чтобы не причинить боль голове, я мог впервые за много недель идти легко и свободно.

В день моего прибытия в Таллакот Дунгар Сингх провел меня через деревню к узкой седловине, с которой хорошо видны две долины. Долина направо круто спускается к реке Кали; в ее верхней части я убил молодых тигров и ранил тигрицу.

Долина, лежащая налево, менее крута, и к ней от седловины вниз ведет козья тропа. Козы были убиты именно в этой долине. Мой провожатый пустился бегом вниз по тропе, я не отставал от него. На протяжении пятисот или шестисот ярдов тропа петляла по крутому и неровному склону, затем ее пересекал ручей, и далее она шла вниз вдоль его левого берега. Неподалеку от места пересечения ручья и тропы находился открытый, довольно ровный участок. По нему тянулась каменная гряда, за которой была небольшая лощина. В ней-то и лежали три убитые козы.

Пока мы спускались с холма, Дунгар Сингх рассказал мне, что около полудня под присмотром десяти или пятнадцати мальчиков в этой лощине паслось большое стадо коз; внезапно среди них появился тигр — они думают, что это был людоед, — и убил шесть животных. При виде тигра мальчики подняли страшный крик. К ним присоединились несколько мужчин, собиравших поблизости хворост. В общей суматохе, когда козы метались, а люди кричали, тигр ушел, и, как выяснилось, никто не видел, в какую сторону. Захватив трех убитых коз, люди бросились в деревню, чтобы сообщить мне о происшествии. Три другие козы с переломленными спинами остались лежать в лощине.

Я не сомневался, что коз убила раненая тигрица, потому что, когда видел ее в последний раз, она направлялась к деревне. Мои люди рассказали, что примерно за час до моего возвращения в лагерь возле ручья, в сотне ярдов от них, кричал каркер. Они решили, что он поднял шум, увидев меня, и поэтому развели костер. Счастье, что они так поступили: позднее я обнаружил отпечатки лап тигрицы неподалеку от костра. Потом она пошла в деревню, конечно, с намерением убить человека. Потерпев неудачу, тигрица залегла поблизости от деревни и при первой же возможности убила коз. Тигрица была голодна. Сделала она это в течение нескольких секунд, несмотря на болезненную рану, заставлявшую ее сильно хромать.

Я не знал местности, поэтому спросил Дунгар Сингха, в каком направлении, по его мнению, ушла тигрица. Он полагал, что она могла пойти вниз по долине, так как там были густые заросли джунглей. Пока я расспрашивал его об этих джунглях, собираясь отправиться туда на поиски тигрицы, закричал фазан калиджи. Дунгар Сингх повернулся и посмотрел вверх на холм, указав мне тем самым направление, откуда доносился крик птицы. Слева от нас холм круто поднимался вверх; на нем росло несколько кустов и деревьев. Я знал, что тигрица даже не пыталась взобраться на него. Заметив, куда я смотрю, Дунгар Сингх сказал, что фазан находится не там, а в овраге за выступом холма. Так как фазан нас не видел, встревожить его могла только тигрица. Я сказал Дунгар Сингху, чтобы он бегом возвращался в деревню, и прикрывал его своей винтовкой до тех пор, пока он не оказался вне опасности. Затем стал искать подходящее для засады место.

В этой части долины росли лишь огромные сосны. Залезть на них было совершенно невозможно — их ветви начинались на высоте тридцати — сорока футов. Пришлось бы сесть на землю. Днем это куда ни шло, но если тигрица вернется к своей добыче вечером, да к тому же предпочтет мясо человека козьему! В этом случае, чтобы остаться в живых в течение тех двух часов полной темноты, пока не взойдет луна, нужно необыкновенное везение.

Посреди гряды, у ближнего края лощины, выдавался большой плоский камень, рядом с ним был другой, несколько меньших размеров. Я прикинул, что, если сесть на меньший камень, можно спрятаться за большим и высунуть из-за него только голову, чтобы заметить тигрицу. Так я и сделал. Лощина лежала прямо передо мной. Она имела в ширину ярдов сорок, ее противоположный край поднимался футов на двадцать. Над ним была довольно ровная площадка в десять — двадцать ярдов шириной, отлого опускавшаяся вправо и переходившая в крутой склон холма. Оставшиеся в лощине три козы, еще живые, когда люди убежали в деревню, теперь были мертвы. Свалив их с ног, тигрица разодрала шкуру на спине одной из них.