Александр Володарский - Химия Страница 43

Проблема не в том, что мы перестали соблюдать законы. И не в том, что наши представления о справедливости деформировались и извратились. Настоящая проблема в том, что это произошло одновременно.

Когда Глеб Жеглов подбрасывал карманнику кошелек, он аргументировал это соображениями справедливости, которая выше закона: «Вор должен сидеть в тюрьме». Когда 19-летнего парня за грамм гашиша на пять лет отправляют в лагерь, сломав ему жизнь и превратив в преступника и социопата, это аргументируют соображениями законности. На самом деле наше общество давно живет за рамками закона и справедливости, и по всей строгости закона часто отвечает невиновный. И общество уже давно привыкло к этому. Для того чтобы обыватель искренне возмутился беспределом, он должен обнаружить свое сходство с жертвой, понять, что опасность грозит ему лично. Но мы не пытаемся увидеть сходство, мы ищем различия. Успокаиваем себя своими же выводами, что «в милицейских участках бьют и убивают только маргиналов», «убитый был наркоманом», «это же рецидивист, туда ему и дорога».

Человек, оказавшийся жертвой произвола, превращается в прокаженного. Окружающие словно боятся заразиться от него неудачей. Гораздо проще оправдать несправедливость, чем признать ее существование. Человеку, который видит зло и отказывается бороться с ним, приходится идти на конфликт со своей совестью, со сказками, услышанными в детстве, и прочитанными позже историями о героях. Признать себя трусом и подлецом — больно, сделать хоть что-нибудь — страшно, причем страшно подчас не из-за пресловутой системы, которая сама беззуба и труслива, страшно потому, что окружающие не поймут. Куда проще закрыть глаза, назвать черное белым, отрицать очевидное. Даже люди, способные проявить сочувствие, как правило, высказывают его шепотом, говорить о таких вещах вслух неприлично — в доме висельника не говорят о веревке — у нас же вся страна превратилась в один большой эшафот. Даже сами жертвы часто не хотят бороться за свои права, и дело не только в страхе, они действительно подспудно начинают ощущать себя виноватыми, раз уж все, даже подчас близкие люди, уверены в их виновности. «Я же дурак, сам подставился». Формула Глеба Жеглова «Вор должен сидеть в тюрьме» легализует другую, еще более сомнительную: «Дурак должен сидеть в тюрьме». И дураки сидят, тысячами. Режут себе вены, сходят с ума, умирают, но очень редко пытаются бороться за свои права.

В тюрьме написание писем и жалоб — в первую очередь удел сумасшедших. Вменяемые люди занимаются этим крайне редко. В СИЗО к тем, кто пытается противостоять произволу власти законными способами, относятся с большим недоверием. Законами должны заниматься адвокаты, арестанту лезть в бумажки не полагается, по мнению большинства, это только лишь «разозлит следователя», это непростительная глупость, а глупец, быть может, и достоин жалости, но уж точно не уважения. Единственный допустимый способ общения с ментами — это взятка, общаться с ними по их законам считается дурным тоном. В Средние века так относились к профессиональным экзорцистам: люди, по роду службы контактирующие с дьяволом, были нужны церкви, но они сами по себе начинали напоминать колдунов. Если человек пишет жалобы и заявления, к нему относятся как к дурачку, который «делает хуже сам себе», но если он обучает этому колеблющихся — для такого доморощенного адвоката возможны серьезные проблемы с соседями по камере: ты же с толку пацанов сбиваешь, подставляешь их, систему все равно не переиграть, наверное, ты подсадной, мусора подослали, чтобы упечь подольше.

Наше общество заражено комплексом жертвы, но проявляется этот комплекс по-разному. Обывателей можно разделить на несколько категорий.

Одни не верят в то, что они овцы на бойне. До последнего момента они отрицают существование мясницкого ножа, а тех, кто говорит о нем, будут клеймить лжецами и провокаторами.

Другие думают, что смогут тихонько договориться с мясником по-людски. Как правило, у них не получается, с овцами никто не говорит по-людски.

Третьи давно смирились со своей судьбой, смерть на бойне они воспринимают как должное.

Четвертые пытаются сбежать или хотя бы возмущенно блеять. Если они создают проблемы, их травят собаками. Но собаки не всегда успевают добежать, бунтарей быстро затаптывают другие овцы.

В своем недавнем заявлении министр внутренних дел Анатолий Могилев произнес замечательную фразу: «Если я приду к вам в спальню с барабаном и начну барабанить против того, что птицы садятся на мой балкон. Это нормально?». Над этим высказыванием издевались многие журналисты и блогеры, но если опросить случайных прохожих, хотят ли они, чтобы в городе запретили митинги и акции протеста, существенный процент согласится. Овцам, которых ведут на бойню, неприятно, когда их соседи по загону возмущаются и стучат копытами.

Недавно довелось в очередной раз пообщаться с работником Печерской районной прокуратуры, который сказал фразу, достойную министра: «Любая акция протеста — это уже хулиганство, нарушение общественного порядка». Проблема в том, что в каждую спальню уже давно забрался похожий на гофмановского персонажа Могилев, он наклоняется над спящими и пьет их дыхание. Если в комнату войдет человек с барабаном — спящий проснется. Это неприятно обоим: вампиру придется прервать свою трапезу, а спящий будет вынужден посмотреть в глаза своему страху. Очень трудно оставаться безучастной жертвой после того, как посмотрел своему палачу в глаза, но бросать ему вызов страшно. Гораздо проще спать. Самое смешное, что барабанщик не сможет разбудить крепко спящего обывателя, скорее всего, обыватель даже не услышит и не увидит возмутителя спокойствия, но сама возможность пробуждения пугает до дрожи.

Власть до такой степени ощущает свою слабость, что борется даже не с экстремизмом и не с протестом, а с безвредными призраками протеста. И именно эта борьба придает призраку силу, он все громче завывает и бряцает кандалами, еще чуть-чуть и он обретет плоть.

От полного краха систему спасает только лишь то, что страх и глупость обывателя немного сильнее, чем страх и глупость власти.

Интермедия. Полтавский ГОК. Хроника противостояния[29]

Все СМИ с большим удовольствием дублируют новость о том, как на донецкой шахте рабочий повторил подвиг Стаханова, гугл сходу находит больше сотни публикаций.

Тем временем в Полтаве рабочие города Комсомольска и владельцы Полтавского горно-обогатительного комбината тоже занимаются исторической реконструкцией, к сожалению, она освещается в СМИ куда слабее. Реконструируют 19 век, начало индустриализации, славную пору дикого капитализма, когда рабочие пахали за копейки по 12 часов в день, умирали пачками из-за нечеловеческих условий труда, а профсоюзных активистов преследовала полиция и наемные головорезы.