Дыбенко - Иван Матвеевич Жигалов Страница 44

— К Таврическому дворцу и Смольному не должен проникнуть ни один демонстрант, — говорил Вахрамеев. Далее назвал телеграф, почту, Госбанк. В боевую готовность приводятся все корабли, базирующиеся на Петроград. Четыре морских аэроплана будут дежурить на Неве около Петропавловской крепости…

С раннего утра 5 января 1918 года в разных участках города стала скапливаться «чистая» публика, среди которой молодцеватой выправкой выделялись переодетые офицеры и юнкера, они-то и задавали тон, особенно вызывающе, агрессивно вели себя в районе Литейного, требовали пропустить к дворцу. «Мы хотим приветствовать народных избранников!» — кричали они. Обстановка создалась критическая. Казалось, под напором разъяренной толпы шеренги моряков не выдержат… Когда сюда подъехал Дыбенко, по автомобилю было пущено несколько пуль. «Значит, многие пришли с оружием», — подумал он.

Среди общего гула явственно слышалось: «Долой узурпаторов-большевиков!», «Бей матросов!»

«Если дело дойдет до драки, вам, господа хорошие, туго придется». Дыбенко вышел из автомобиля и, приблизившись к толпе, заговорил в рупор:

— Дайте спокойно работать депутатам! Разойдитесь по домам! Не заставляйте прибегать к крайним мерам…

Толпа не унималась. Моряки подняли винтовки, щелкнули затворами. Подействовало. Продолжая шуметь, толпа подалась назад и постепенно рассеялась. Но Дыбенко понимал, что скоро она снова соберется, предпримет новый натиск, и вызвал на этот участок дополнительную сотню моряков из резерва.

Проверив остальные участки, Дыбенко направился к Таврическому дворцу. Здесь встретился с Анатолием Железняковым и Николаем Ховриным, отряды под их командованием охраняли сам дворец и перекрывали улицы, ведущие на Шпалерную. Оба командира доложили, что у них полный порядок. Железняков добавил:

— Займем достойное место в истории!

— Надеюсь на вас. Будьте бдительными. — Дыбенко вошел в парадный подъезд, миновав фойе, через боковую дверь последовал в зал к народным комиссарам и сел в кресло рядом с Коллонтай.

— Ну как там? — шепотом спросила Александра Михайловна.

— К Таврическому и Смольному ни одна душа не проникнет.

Через некоторое время Дыбенко предоставили слово.

— Мы признаем только Советскую власть, — сказал он. — За Советскую власть наши сердца и наше оружие!

На трибуну поднялся Свердлов, подождал, пока успокоятся зашумевшие депутаты буржуазных партий, зачитал «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Учредительное собрание не поддержало эту Декларацию, отказалось оно подтвердить и декреты II Всероссийского съезда Советов о земле и мире. Большевистская фракция потребовала объявить перерыв.

Дыбенко отправился в город проверить посты. Неспокойно было у него на сердце; за порядок в Петрограде он отвечал перед Лениным, а какой уж гам порядок. «Демонстранты» остервенело лезли к Таврическому…

Во дворец вернулся с опозданием. Коллонтай рассказала, что, когда возобновилось заседание, большевистская фракция огласила декларацию, написанную В. И. Лениным, в которой сказано, что нынешнее контрреволюционное большинство Учредительного собрания, избранное по устаревшим партийным спискам, выражает вчерашний день революции и пытается встать поперек дороги рабочему и крестьянскому движению.

— Мы покинули зал заседаний и больше туда не вернемся, — заключила Коллонтай.

«В одной из отдаленных от зала заседаний комнат Таврического дворца находятся товарищ Ленин и несколько других товарищей, — пишет в книге «Из недр царского флота к Великому Октябрю» Дыбенко. — Относительно Учредительного собрания принято решение: на следующий день никого из членов «учредилки» в Таврический дворец не пропускать и тем самым считать Учредительное собрание распущенным.

Около половины третьего зал собрания покидают и левые эсеры. В этот момент ко мне подходит товарищ Железняк (Анатолий Железняков. — И. Ж.) и докладывает:

— Матросы устали, хотят спать. Как быть…

— …«Учредилку» разгоните, а завтра разберемся».

Железняк только этого и ждал. Без шума, спокойно и просто он подошел к председателю «учредилки» Чернову, положил ему руку на плечо и заявил, что ввиду того, что караул устал, он предлагает собранию разойтись по домам.

«Живые силы» страны без малейшего сопротивления быстро испарились.

Так закончил свое существование долгожданный всероссийский парламент. Фактически он был разогнан не в день своего открытия, а 25 октября. Отряд моряков под командованием товарища Железняка только привел в исполнение приказ Октябрьской революции».

На следующий день, вернувшись из Смольного, Дыбенко не удивился, увидев в кабинете командиров матросских отрядов, которые вчера поддерживали на улицах столицы революционный порядок: слышались едкие флот-сине шутки, задорный смех. Дыбенко объявил: по докладу В. И. Ленина ВЦИК принял декрет о роспуске Учредительного собрания. Все находившиеся в кабинете одобрили сообщение.

— Мы это вчера сделали! — не удержался Анатолий Железняков. Он стал рассказывать о своей «беседе» с депутатом: — Перед началом заседания у входа в Таврический дворец подошел ко мне представительный буржуй в богатой шубе, предъявил мандат и заискивающе произнес: «Я очень рад, что охрана нашего собрания поручена матросам. Теперь можно не волноваться и в спокойной обстановке разрешить все наболевшие вопросы». Я ему ответил: «Правильно, господин член Учредительного собрания. Порядок будет полный, если вы за Советскую власть». После этих моих слов господин втянул шею в бобровый воротник и быстро удалился.

Хохотали моряки, а вместе с ними и нарком…

Подлинная воля народных масс была выражена на III Всероссийском съезде Советов, собравшемся через три дня после роспуска Учредительного собрания. Съезд единодушно одобрил решение правительства о его роспуске, провозгласил Республику Советов и принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» — основу Конституции социалистического государства.

В работе съезда участвовало 40 флотских делегатов. С горячим приветственным словом выступил Анатолий Железняков. Рассказав о разгоне Учредительного собрания, оп заверил: «У революционной армии и флота, у всех «чернорабочих революции» еще не заржавели винтовки и хватит сил для того, чтобы довести революцию до конца и одержать окончательную победу над капитализмом». Делегаты приветствовали Железнякова возгласами: «Да здравствует революционный флот!» — «Да здравствует непобедимая революционная армия рабочих и крестьян!» — отвечал Анатолий Железняков…

Еще до открытия «учредилки» 2 января в кабинет наркома вошел адмирал Максимов; по-прежнему строен, походка легкая. Дыбенко поднялся, протянул руку:

— Здравствуйте, Андрей Семенович, садитесь, рассказывайте, как дела на фронте электрификации?

— Двигаемся, Павел Ефимович, хотя и медленно, но на месте не стоим. Самое неприятное для моряка — отстаивание в гавани, пережидать бурю. А мы идем вперед по генеральному курсу, не ждем хорошей погоды.

Адмирал всех поражал удивительной работоспособностью, молодым энтузиазмом, неиссякаемой энергией. «В заседании коллегии бывший командующий Балтийским флотом адмирал Максимов докладывает о своих грандиознейших планах эксплуатации военной промышленности, использовании водопадов для добывания торфа и пр.», — вспоминает Дыбенко.

В первые дни работы нового Советского морского наркомата, 8 ноября, Максимов удивил всех.

— Товарищи! Будем строить на Свири электрическую станцию, — заявил он как о самом обыденном.