Олег Смыслов - Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа Страница 44

Одним из самых «ценных» агентов ОГПУ-НКВД в разработке Тухачевского и других считалась дочь бывшего генерала царской армии Зайончковская, которая, нигде не работая, умудрилась сотрудничать с органами с 1922 по 1937 г. (находилась под следствием по обвинению в шпионаже) и спустя некоторое время сотрудничала аж до 1954 года.

Считается, что она действовала активно, проявляя инициативу в добывании любых слухов и сплетен вокруг Тухачевского, которые, искусно обрабатывая, дополняла своими домыслами и предположениями.

Так, в одном из донесений 9 декабря 1934 г. Зайончковская информировала: «Из среды военной должен раздасться выстрел в Сталина выстрел этот должен был сделан в Москве и лицом имеющим возможность близко подойти к т. Сталину или находиться вблизи его по роду своих служебных обязанностей».

Начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Гай 13 декабря на нем написал следующее: «Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума. Вызвать ее ко мне».

Давая оценку работы Зайончковской как агенту ОГПУ-НКВД, бывшая сотрудница ОГПУ-НКВД Тарловская (секретарь начальника отдела Сосновского, затем оперуполномоченный) встречалась с ней как с агентом до декабря 1936 г. и по этому поводу показала в августе 1937 г.: «Она являлась агентом Сосновского. Он встречался с ней, принимал сводки, платил ей деньги. Еще до меня с ней встречался и относил ей деньги секретарь, который работал до меня, Феропонтов. Она имела кооперативную книжку и билет в санчасть. После отьезда Сосновского в Ленинград, я по поручению Сосновского стала встречаться с нею, получала сводки и передавала их Гаю. По указанию Гая я передавала сводки по назначению, так, по военным вопросам — Добродицкому и Гарту, по немцам — Волынскому и Кононовичу. Все от ее сводок открещивались и не хотели их брать, считая их лживыми. Она много писала на руководящий армейский состав, на Якира, Тухачевского, Корка и др. Об этом же писал и ее муж, что мне известно со слов Гарта.

Над этими сводками смеялись, когда я приносила их Добродицкому и Гарту, и говорили, что она выдумывает.

Она особенно хорошо относилась к Сосновскому и Гаю. Однажды ей Гай дал 1000 рублей на дачу и, с ее слов, мне известно, что ей раньше Гай подарил золотые часы. Внешне к ней относились хорошо, рассказывали, что она в прошлом давала очень ценный материал, но в последнее время якобы «исписалась», часто ее сводки называли бредом сумасшедшей и держали ее за прежние заслуги».

Седьмой главный особист И.М. Леплевский останется в истории военной контрразведки по двум причинам: во-первых, он дважды возглавил особый отдел (с 1931 по 1933 г. и с 1936 по 1937 г.), а во-вторых, в период его руководства начались массовые аресты среди командно-начальствующего состава РККА и именно при нем в практику деятельности особистов вводились незаконные методы следствия.

Израиль Моисеевич Леплевский родился в Брест-Литовске в 1894 г., в семье еврея-мещанина. Получил начальное образование. С 1909 по 1914 г. был членом еврейской организации «Бунд», с 1914 по 1917 г. служил в армии, в 1917 г. вступил в партию. С 1918-го— сотрудник Самарской губчека, а в 1922 г. — председатель Екатеринославского губернского отдела губчека.

В 1929 г. — заместитель начальника ГПУУССР, с 1931 по 1933 г. — начальник Особого отдела ОГПУ, в 1934 г. — полпред ОГПУ по Саратовскому краю, затем нарком внудел Белорусской ССР. С 1936 г. по 1937 г. вновь начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, а с 1937 г. по 1938 г. — нарком внудел Украинской ССР.

А теперь факты: бывший сотрудник НКВД СССР Вул в 1956 г. сообшил: «Лично я видел в коридоре дома 2 Тухачевского, которого вели на допрос к Леплевскому. Одет он был в прекрасный серый штатский костюм, а поверх него был одет арестантский армяк из шинельного сукна, а на ногах лапти. Как я понял, такой костюм на Тухачевского был надет, чтобы унизить его. Все следствие по делу Тухачевского и других было закончено очень быстро. Помимо мер физического воздействия, определенную роль в получении показания сыграли уговоры следователей». Вот что показал бывший сотрудник НКВД Карпинский:

«Эйдеман отрицал какую-либо свою связь с заговором, заявлял, что он понятия о нем не имеет, и утверждал, что такое обвинение не соответствует ни его поведению на протяжении всей жизни, ни его взглядам.

Угрожая Эйдеману применением мер физического воздействия, если он будет продолжать упорствовать и скрывать от следствия свою заговорщическую деятельность, Агас заявил, что если Эйдеман не даст показаний сейчас, то он — Агас продолжит допрос в другом месте, но уже будет допрашивать по-иному. Эйдеман молчал. Тогда Агас прервал допрос и сказал Эйдеману, чтобы он пенял на себя: его отправят в тюрьму, где его упорство будет быстро сломлено.

Дня через три в дневное время мне было предложено срочно прибыть в Лефортовскую тюрьму, где меня ждет Агас. Я туда поехал. В эту тюрьму я попал впервые; то, что я увидел и услышал в тот день в Лефортовской тюрьме, превзошло все мои представления. В тюрьме стоял невообразимый шум, из следственных кабинетов доносились крики следователей и стоны, как нетрудно был понять, избиваемых. Я нашел кабинет, где находился Агас. Против него за столом сидел Эйдеман. Рядом с Агасом сидел Леплевский… Дергачев. На столе перед Эйдеманом лежало уже написанное им заявление на имя наркома Ежова о том, что он признает свое участие в заговоре и готов дать откровенные показания».

Бывший сотрудник НКВД СССР Соловьев А.Ф. в 1962 г. писал:

«Я лично был очевидцем, когда привели в кабинет Леплевского ком. войск УВО Якира. Якир шел в кабинет в форме, а был выведен без петлиц, без ремня, в распахнутой гимнастерке, а вид его был плачевный, очевидно, что он был избит Леплевским и его окружением. Якир пробыл на этом допросе в кабинете Леплевского 2–3 часа».

Бывший сотрудник Особого отдела НКВД СССР Авсеевич показал:

«В мае месяце 1937 г. на одном из совещаний пом. нач. отдела Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич не хочет давать показаний, Леплевский приказал на совещании Ушакову применить к Уборевичу физические меры воздействия». После «военно-фашистского заговора» Леплевский приехал на Украину. Бывший сотрудник НКВД УССР Б.П. Борисов (Коган) и H.A. Григорьев рассказали: «В 1935 и 1936 гг. запрещенных методов следствия не проводилось. Их начали применять в конце 1936 г., а в особенности в 1937 году, когда прибывший на должность наркома внутренних дел УССР Леплевский И.М. лично наносил побои арестованным». А вот показания полковника в отставке В.М. Казакевича в 1955 г.:

«С приездом на Украину на должность наркома внутренних дел УССР Леплевского в аппарате НКВД УССР установилась практика жестокого избиения арестованных. Этот пример показывал сам лично Леплевский. Подражая Леплевскому бить стали арестованных и другие сотрудники аппарата НКВД УССР. До приезда на Украину Леплевского о фактах избиения арестованных в НКВД УССР я не слышал».