Кло Андре - Харун Ар-Рашид Страница 44

Однако халиф колебался. Масуди рассказывает, что, подойдя к Гераклее, расположенной на пути к Иконию, Дорилее и на север, Харун советовался с двумя своими военачальниками из авасим. «Что ты думаешь об осаде этого города?» — спросил он у Мухалледа ибн Хусейна. Тот ответил: «Это первый укрепленный город, который вы встречаете на греческой территории, и он же самый неприступный и хорошо защищенный. Если вы атакуете и возьмете его с помощью Бога, впоследствии ни один другой город не сможет вас остановить». Тогда Харун обратился к Абу Исхаку, который сказал ему: «Повелитель правоверных, эта крепость построена греками, чтобы контролировать стратегические пути и преграждать доступ к ним. Ее население невелико. В результате, если вы ее завоюете, она не даст достаточной добычи, чтобы разделить ее между всеми мусульманами. Если же она устоит перед вами, эта неудача повредит вашему плану кампании. Самый мудрый выход, по моему мнению, состоит в том, чтобы эмир правоверных напал на один из самых крупных городов греческой империи. Если он падет, вся армия получит добычу, если же нет, у халифа будет готовое оправдание».

Здравый смысл был на стороне Абу Исхака.

Рашид, несомненно, думал, что Гераклея не устоит перед мощными средствами, которыми он располагал. Произошло обратное. У нас нет подробного плана укреплений Гераклеи, но известно, что они контролировали долину, и город был полностью окружен рвом; одним словом, все позволяет полагать, что оборона была достаточно мощной. Харун, безусловно, располагал всеми техническими средствами своего времени, чтобы заставить пасть хорошо укрепленный город: осадными машинами, орудиями, огромными таранами, метательными снарядами, сырой нефтью (греческим огнем), длинными лестницами, чтобы карабкаться на стены. По истечении двадцати семи дней арабам не удалось пробить в стене ни одну брешь: Гераклея действительно была «самым неприступным и хорошо защищенным» городом. Потери в мусульманской армии росли, к тому же нехватка продовольствия и фуража внушала Рашиду серьезное беспокойство.

По всей видимости, халиф сделал неудачный ход. Он снова попросил совета у Абу Исхака, который рекомендовал ему не снимать осады: «Наше отступление может нанести урон халифской власти, ослабить престиж религии и побудить другие города запирать перед нами свои ворота и оказывать нам сопротивление». И он высказал мнение, что рядом с Гераклеей нужно выстроить город, «в ожидании того, что Бог дарует нам победу».

Харун последовал этому совету и приказал начать строительные работы, чтобы лучше показать осажденным и своим собственным войскам, что он будет продолжать осаду столько, сколько потребуется. Именно тогда состоялся один из поединков, столь частых в истории войн античности и средневековья. «Ворота города открылись, — рассказывает Масуди, — и перед внимательными взглядами мусульман появился человек исключительной красоты, облаченный в великолепные доспехи, и закричал зычным голосом: «Воины арабов, мы уже долго стоим друг против друга. Пусть один из вас, или хоть десять или двадцать, выдут померяться со мной силой!» Но Харун спал, и его не посмели разбудить, чтобы получить разрешение на поединок. На следующий день грек появился снова и бросил тот же вызов. Многие военачальники предлагали себя, чтобы сразиться с ним, но Рашид предпочел выбрать простого воина, чтобы армия не была обескуражена в случае его поражения». Начался длинный бой между греком и гази, воином из приграничной крепости по имени Ибн ал-Джурзи, который славился своей храбростью. Каждый сумел нанести другому удары, которые считал смертельными, Ибн ал-Джурзи оказался на грани поражения и бежал. Но это была лишь обычная уловка степных конников. Его противник бросился в погоню, и в тот момент, когда он поднял руку, чтобы нанести удар, гази ударил его с такой силой, что выбил из седла. Вторым ударом меча он срубил греку голову. «Эта победа воодушевила мусульман и погрузила неверных в растерянность».

Тогда арабы усилили свой натиск и «выпустили огонь». «Зарядите катапульты огнем и приведите их в действие, с их стороны не будет сопротивления», — приказал халиф. «Они сделали, как он велел: они обмотали камни паклей, пропитанной сырой нефтью, подожгли и бросили на стены. Огонь поджег стены и разъединил камни, которые треснули и обрушились. Когда пожар охватил город со всех сторон, осажденные открыли ворота и попросили пощады» (Абу-л-Фаради, цит. по: Mercier. Le feu gregeois).

Поэт Ибн Джами описал пожар в городе в следующих красочных строках:

«Гераклея сдалась, когда увидела это удивительное явление — тяжелые орудия, метавшие нефть и огонь.

Это было так, как будто наши огни у подножия цитадели были выкрашенной тканью, развешенной на веревках красильщика».

Никифор, которому угрожали булгары, обещал не восстанавливать укреплений ни Гераклеи, ни крепостей Дхул-Кила, Самалу и Хисн Сина. Чтобы выкупить жителей страны, ему пришлось заплатить 50 000 динаров. В событиях подобного рода сентиментальная сторона редко оставалась без внимания, и однажды халиф увидел, что в его лагерь прибыли двое из самых влиятельных вельмож василевса. Они доставили ему послание, в котором император просил освободить дочь некоего патриция из Гераклеи, с которой был обручен его сын. «Эта просьба, — писал Никифор, — не будет оскорблением ни твоей веры, ни моей. Если ты почтешь за благо исполнить ее, сделай это». Харун тотчас же приказал усадить эту девушку на трон в палатке, в которой она укрывалась. Поскольку она была выставлена на продажу, он купил ее за баснословную цену и отправил к Никифору вместе с палаткой, посудой и всем остальным, что там находилось. Впоследствии он приказал выстроить в память о ней крепость на Евфрате недалеко от Ракки, назвав ее Геракла. Никифор также попросил у халифа благовоний, фиников, хабиса — разновидность выпечки из муки, — молока и меда, а также сушеного изюма и противоядий. Посланники доставили все это к василевсу, который в ответ отправил Харуну 50 000 дирхемов, погруженных на гнедую лошадь, сто одеяний из парчи и двести из шелка с вышивкой, дюжину соколов, четырех охотничьих собак и трех коней.

Падение Гераклеи было отпраздновано как великое событие — за невозможностью завладеть большим городом, приходилось радоваться взятию маленького. У византийцев данное событие прошло почти незамеченным. Все было бы совершенно иначе, если бы в руках неприятеля оказался бы Анкира или Дорилея. В Багдаде были устроены большие торжества в честь возвращения армии, и лучшие поэты собрались в Ракке для состязания в своем искусстве. Абу-л-Атахия прочитал следующие строки: