Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба Страница 45

Есть такие поражения, которые делают офицерам честь Есть такие победы, которые несут офицерам презрение. Но не-1 для армии положения более идиотского, когда ее генералы делятся на «победителей» и «побежденных» в результате политических, а не боевых сражений…

Те, кому удалось оказаться на коне, оценивали свое участие в августовских событиях 1991 года в манере иллюзионистов, тонкие пассы которых были заметны лишь профессионалам…

Зная о многочисленных упреках в свой адрес со стороны сослуживцев за непоследовательность в действиях и даже за попрание офицерской чести, Грачев так объяснял линию своего поведения:

«Мне неприятно вспоминать те события… Сразу скажу, что отказываться выполнять приказы тогдашнего министра обороны мне не пришлось, поскольку никаких приказов такого рода не было. Я получил только один приказ: взять под охрану правительственные здания в Москве и особо важные объекты. И я этот приказ выполнил. Другое дело, когда дальнейшее выполнение этого приказа стало попахивать кровью…

Вообще, вся эта акция с вводом войск и техники в столицу была задумана, на мой взгляд, по мере развертывания событий, чтобы припугнуть российское правительство, заставить его отступиться от объявленного суверенитета России.

19 августа… После объявления чрезвычайного положения Язов приказал мне перебросить ближайшую к Москве воздушно-десантную дивизию. Приказы, как известно, не обсуждаются, но оценивать их, вникать в их смысл — право того, кто приказ выполнить обязан. Не понять, что за приказом Язова кроется политическая подоплека, мог только человек с совестью и интеллектом Органчика из Салтыкова-Щедрина.

Комдиву задачу я поставил, но при этом дал понять, чтобы выполнял он ее спокойно, вдумчиво, без излишней спешки. Марш прошел бескровно. Ни одна машина не перевернулась.

В шесть утра мне позвонили из приемной президента России: «С вами будет говорить Борис Николаевич Ельцин».

С Ельциным мы довольно близко познакомились в том же году, когда приходилось решать наболевшие проблемы частей ВДВ, дислоцированных в России. Меня еще тогда удивила его большая осведомленность о наших повседневных делах и заботах. Решал он вопросы четко, прямо, не прикрываясь завесой общих фраз и ссылок на сложное время.

Знакомый жесткий голос в трубке: «Что там случилось, Пал Сергеевич? Что это за ГКЧП такое?». Коротко доложил. «Какие у вас задачи?» — «Взять под охрану объекты в столице». — «Это провокация! Павел Сергеевич, есть ли у вас возможность обеспечить охрану здания Верховного Совета России?» — «Вас понял, охрану вам обеспечим!»

Вот такой состоялся разговор. Возможно, люди Крючкова его прослушали. Но вмешаться в мои действия уже не успели…»

Там, у Белого дома, десантники Грачева — Лебедя попали в уникальную ситуацию: получалось, что они по приказу министра обороны СССР и одновременно — по просьбе президента России взяли под охрану «стратегически важный объект». Жизнь вынуждала их изловчаться, чтобы целовать Фортуну одновременно в губы и в задницу…

И положение командующего ВДВ было двусмысленным: Грачев в один и тот же момент выступал в роли «активного пособника ГКЧП» и «защитника демократии»…

Странно все же — почему-то только тогда, когда войска заполонили Москву, Грачев вдруг сообразил, что дело «пахнет кровью». Он не мог не знать, что части пришли в столицу не только с холостыми боеприпасами. Грачев частенько говорил, что «не хотел кровопролития». Грачев и слышать не хотел о том,' что он был частью военного механизма ГКЧП. Но были люди, которые считали по-другому.

Вспоминает бывший прокурор Москвы Геннадий Пономарев:

— Вот стоят и пылятся на полках папки, а в них документы: приказы, шифротелеграммы, карты-схемы, позволяющие точно установить действия военных начальников, занимающих и сегодня высокие посты в Вооруженных Силах. Например, распоряжение генерала П. Грачева о приведении в боевую готовность и переброске под видом учений воздушно-десантных войск, стенограммы телефонных переговоров генералов Ачалова и Грачева о выдвижении 106-й Тульской дивизии в Москву, шифровки о тщательном наблюдении за населением, за его реакцией на перемещение войск. Военным командованием даже рассматривалась возможность нанесения бомбовых ударов по коммуникациям в окрестностях Москвы.

Пономарев тогда жаловался, что все его доказательства виновности Грачева «уходят как в песок».

Команда Ельцина, шумно празднующая победу в «августовской революции», не слышала голос московской Фемиды.

А может быть, и не хотела слышать. Главное ведь было сделано.

Для сторонников российского президента командующий ВДВ был героем — одним из тех, кто помог одолеть «хунту».

Для ГКЧП командующий ВДВ был «ловким игроком». Каждая сторона видела Грачева в своем свете — в зависимости от цвета идеологических очков…

ЛЕБЕДЬ

Впервые я увидел его 19 августа 1991 года возле Белого дома, где в качестве «разведчика» отслеживал развитие ситуации.

Парашютно-десантному батальону, которым руководил командир Тульской дивизии ВДВ генерал-майор Александр Лебедь, в соответствии с приказом министра обороны СССР маршала Дмитрия Язова командующий ВДВ генерал П. Грачев поставил задачу организовать охрану и оборону здания Верховного Совета РСФСР.

Когда подразделение выдвинулось на Краснопресненскую набережную, оно наткнулось на баррикады и огромные толпы людей, сооружавших завалы вокруг БД. Колонна встала. Вскоре возле головной машины десанта появился невысокий и плотный человек в гражданском, который потребовал командира. Судя по тому что его сопровождало еще человек пять «качков» с суровым видом, нетрудно было догадаться, что этот человек — крупная шишка.

Тогда я еще не знал, что то был Александр Коржаков. Вместе с ним комдив прошел в здание.

Позже Лебедь будет рассказывать, что тогда Коржаков и провел его к секретарю Совета безопасности России Юрию Скокову (кто мог предполагать, что пройдет всего пять лет и грозного вида генерал сам станет секретарем СБ?). От Скокова, как свидетельствует сам Лебедь, он впервые услышал о ГКЧП.

Скоков провел Лебедя к Ельцину, который задал генералу вопрос:

— От кого вы собираетесь охранять и оборонять здание Верховного Совета?

Но поскольку, рассказывал Лебедь, ему самому этот вопрос был неясен, то он объяснил уклончиво:

— От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового.