Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 45

Эта их тревога была вполне обоснованной, поскольку уже вышел в свет и 27 ноября был разослан подписчикам одиннадцатый номер «Юсисапайла».

Именно в этом ноябрьском номере было напечатано «Письмо к издателю» Микаэла Налбандяна. Письмо, которое на сей раз было не камнем, брошенным в затхлое болото, а бочкой с порохом, поставленной у открытого огня.

Этим своим «Письмом» Налбандян в очередной раз поднимал вопрос о церковных средствах.

Почему?

Причина была все та же.

Нужно было отвлечь внимание врагов, выиграть время, чтобы привести в порядок свои дела, обеспечить подписку, а также чтобы еще более поднять авторитет журнала.

И эта атака Налбандяна опять оказалась неожиданной, яростной и безжалостной.

На этот раз он не пожалел и погрязающих в мещанстве армян, которые, приобретя богатство или власть, абстрагировались от всего и занимали сугубо выжидательную позицию. Эта бездарная и немощная прослойка проклятием тяготела над армянским народом.

«— У тебя в руках богатство? власть? — значит, ты самый лучший, самый достойный среди армян!..

— Бей, души, преследуй, делай что хочешь, — ты неподсуден!

— Виноват и подсуден тот, кого ты бьешь, душишь и преследуешь… А ты удостоишься звания патриота среди армян, которые, столь долгое время оставаясь в рабстве, скучают и тоскуют, если хотя бы секунду не висит над их головами дубина тирана…»

И вот так, не щадя даже «высшее общество», Налбандян в своем «Письме» вновь напоминал историю об Арутюне Халибяне и деньгах нахичеванцев. Не будем забывать, что совсем недавно новый епархиальный начальник Габриэл Айвазовский «помирил» враждующие стороны. Не надо забывать и того, что Карапет Айрапетян сам подписал «договор» о мире… Микаэл, конечно, знал об этом отступленип Айрапетяна. Еще несколько лет назад Налбандян, наверное, разругался бы и покинул своего слабодушного и расчетливого друга. Но благодаря близости с дальновидным и рассудительным Степаносом Назарянбм и приобретенному с годами собственному жизненному опыту Микаэл хотя и пришел в бешенство, однако внешне никак не выказал своего отношения к этому.

На отступление это Карапет Айрапетян пошел лишь ради того, чтобы использовать «перемирие» для организации успешных для себя выборов. Но вчитайся сейчас повнимательней новоиспеченный городской голова в письмо своего идейного руководителя, он легко мог бы уловить в нем нотки тревоги и нерешительности, которые не смог скрыть Микаэл Налбандян.

…В «Письме» Налбандян подробно рассказал обо всех давних событиях и спорах вокруг общественных средств, а затем прокомментировал нелепое соглдшенйе, заключенное стараниями Айвазовского.

Присвоив около двухсот тысяч рублей, Арутюн Халибян великодушно «подарил» феодосийской школе, с согласия правительства открытой Габриэлом Айвазовским, пятьдесят тысяч рублей.

«Хотелось бы мне знать, — писал Налбандян, — какой это спятивший армянин отдал бы нам на сохранение двести тысяч серебром, чтобы лишь четверть этой суммы мы вернули для строительства школы, да еще с тем условием, чтобы отданное называлось даром, следовательно, чтобы и мы прославились как патриоты?»

Не ожидая очередной жалобы епархиального начальника, Хачатур Лазарян на этот раз сам отправил письмо директору Лазаревского института Делеанову. Напомнив, что он покровительствовал и много раз оказывал помощь Степаносу Назаряну, считая его знающим и благонамеренным ученым, Лазарян в то же время дал понять, что ему попросту надоело успокаивать и примирять враждующие стороны. Это было уже не кокетство богатого и сильного человека, а недовольство умной и весомой личности, человека, свысока глядящего на общественные проблемы и привыкшего самостоятельно решать судьбы народа, — недовольство облеченного властью крупного деятеля, которому постоянно досаждают какой-то учитель и какой-то студент.

Письмо Лазаряна было безоговорочным и недвусмысленным:

«Копию объяснительной записки издателя я отправил епархиальному начальнику архимандриту Габриэлу Айвазовскому. Если он не соизволит быть снисходительным к издателю и его единомышленникам, с условием, что те обуздают свои слабости и страсти, и потребует удовлетворить жалобу, то я вынужден буду принять меры, дабы было покончено с вредными препирательствами или же было запрещено издание, не приносящее никакой пользы, а, наоборот, сеющего раздоры и недовольства армянского журнала».

Вот до чего дошло дело.

И тут мы вновь сталкиваемся с явлением, которое долгое время будет еще процветать в армянской действительности. Хотя почему только в армянской?.. Пренебрежение нравственными нормами и общественным мнением, осторожность в отношении национальных проблем и наряду с этим чрезмерно щепетильное отношение к точке зрения частных лиц всегда были характерны для всех тех, кто искренне причислял себя к отцам нации.

Легко обходивший церковные законы Лазарян мог, конечно, пренебречь даже мнением католикоса, когда речь шла о его собственной выгоде. Но когда не было какой-либо личной заинтересованности, он мог и оказать чрезвычайное внимание какому-то ренегату-архимандриту и даже пригрозить, что запретит издание армянского журнала…

А Габриэл Айвазовский…

Габриэл Айвазовский, еще ничего совершенно не зная о занятой Лазаряном позиции и не желая, вероятно, затягивать расправу, написал письмо… Нет, нет, на сей раз вовсе не Лазаряну. Да и можно разве счесть письмо Лазаряну решительным контрударом? Свое письмо он отправил министру внутренних дел господину Сергею Ланскому.

«Редактор журнала «Юсисапайл» продолжает свое издание все в том же духе и с тем же вредным направлением.

…Статьи против духовенства и некоторых лиц светских появлялись с подписью Налбандяна.

…Тот же автор в ноябрьской книжке журнала в самом искаженном и неверном виде представил ход дела о церковных суммах управляемой мной епархии.

…Все это письмо написано с видимою целью смутить парод и посеять раздор и несогласие.

…Необходимо запретить издание «Юсисапайла» с тем, чтобы пресечь зло в самом начале.

…Налбандяна, уже известного за зловредного и беспокойного человека, подвергнуть заслуженному наказанию по всей строгости законов, как виновного в намерении смущать согласие между своими единоверцами и в личном оскорблении стольких, весьма почтенных духовных и светских особ нашего общества».

Борьба поистине была