Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена Страница 45

Любознательный писарь расспрашивал, как будет воевать авиация, как бросают бомбы. Но этого сам Славороссов толком не знал и отделался общими фразами.

«А в самом деле, как воюет авиация? — думал он по дороге в Дижон. — Полеты на разведку… Бомбы бросать… А если встретишь немца в воздухе, тогда как?..»

На эти вопросы не мог бы ему сегодня полностью ответить и командующий авиацией. Появление воздушного флота на полях сражений — одна из характерных особенностей первой мировой войны. Но вступил флот в войну в самом младенческом состоянии. Еще предстояло понять и определить области применения авиации, осмыслить ее тактику. Крохотный опыт Балканской войны — только намек на ее возможности. Все внове, все впервые.

Сосед по вагону — связист — рассказывает о беспроволочном оптическом телеграфе для дирижаблей и самолетов-разведчиков:

— Это система Джемса Минса. Такой резервуар с сажей, которая выдувается из него насосом. Очень просто. Маленькое облачко выпустите — точка, большое — тире.

— По азбуке Морзе?

— Да, да. И видно далеко — за пять-шесть километров.

— Кто же вашим насосом телеграфировать будет? — спрашивает Славороссов. — Пока фразу напишешь этим облачком, с фронта в Париж улетишь.

— Вы напрасно смеетесь, есть же летчик-наблюдатель. Пусть кружится аэроплан и передает донесение.

— За это время можно просто сесть и сказать, что надо, — не сдается Харитон. Он не знает, что еще задолго до войны, 9 ноября 1911 года, инженер-подполковник Сокольцев, преподававший радиотелеграфию на авиационно-теоретических курсах при Политехническом институте, поднялся в Гатчине с летчиком Панкратьевым и установил радиосвязь с землей. Но радиотелеграф Харитону известен. Поэтому говорит:

— Куда проще радиотелеграфом передавать, быстрее и противнику не видно. А эти ваши точки-тире из сажи немцы тоже читать будут, какое же это «донесение»?

Обиженный связист умолкает, но разговор о новинках продолжается. Теперь о фотографировании с воздуха.

— …Берешь этот аппарат в правую руку, прицеливаешься, там есть специальный визир, и как в револьвере нажимаешь спуск. Готово. Механизм сам передвигает новую пластинку, их шесть штук. Понимаете, шесть снимков можно получить! Это великолепно!..

И опять вмешался в разговор Славороссов — все, что касалось авиации, он знал досконально:

— Шесть снимков, говорите? Да в России уже без перезарядки пятьдесят получают на аппарате «Потте».

— Тоже, значит, французский? Странно, что не слышал, — удивляется сержант, нахваливавший шестизарядную камеру.

— Нет, русский аппарат. Подполковник Потте его изобрел. Это уж точно — первый в мире многозарядный полуавтомат.

— Да?.. — неуверенно протянул сержант. — Мсье, вероятно, русский?

— Русский, — с неожиданным удовольствием ответил Харитон.

— Так чего ж нам спорить, дорогой союзник, — обрадовался сержант, — выпьем-ка лучше за нашу победу! — И тут же извлек из-под сиденья бутылку домашнего вина.

— Да я сам узнал об этом недавно из журнала, — примирительно отозвался Славороссов, поднимая предложенную кружку. — Вотр сантэ!..

… В Дижоне Славороссов задержался недолго, его отправили в авиационную школу сдавать экзамены на звание военного летчика.

В Бурже летчиков-спортсменов знакомили с организацией французской армии, учили определять с воздуха положение передовых пехотных частей, которые обозначали себя сигнальными полотнищами или бенгальскими огнями. Надо было запомнить кодовые сигналы артиллерии, сигналы ракетами с самолета, как составлять донесения.

Больше всего уповали на воздушную разведку. Авиаторы гордились, что в самом начале боев именно летчики первыми обнаружили маневр немцев, когда двигавшаяся на Париж армия фон Клука уклонилась на запад. Знать это было чрезвычайно важно — речь шла о судьбе французской столицы… Закончив утренние полеты, Харитон не спеша брел мимо ангаров.

— Господин Славороссов! — окликнули по-русски.

Летчик обернулся. Его нагнал розовощекий юноша с гладко причесанными светло-русыми волосами в мешковато сидящей новенькой форме рядового. Пилотку он держал в руке и совсем по-штатски обмахивался ею, как веером.

— Здравствуйте, позвольте представиться — Эдуард Томсон, очень обрадовался, узнав, что вы здесь. Вы меня, конечно, не знаете, а я вас видел в Вене, вообще-то знаю давно и восхищаюсь.

Все это юноша выпалил единым духом.

— Спасибо на добром слове, приятно встретить земляка. Вы, вероятно, только прибыли, откуда?

— Это целая история. Вы не спешите?

— Нет, давайте присядем в тенек, день жаркий.

Устроившись на пригорке за ангаром, они продолжали беседу. Томсон рассказывал, что год назад окончил в Москве летную школу при Обществе воздухоплавания, был в Германии на авиационных состязаниях, где его интернировали, довольно грубо обходились, но ему удалось бежать в Бельгию, а оттуда добрался до Парижа и записался добровольцем.

— Ваша история очень похожа на мою. Только что арестовать не успели, через Швейцарию добрался. А родом вы откуда?

— Из Пярну, не бывали?

— Это…

— Лифляндия, курортный городок. Дома, наверное, настоящая паника, потерялся сын. А как сообщить?

— Да, сейчас с почтой сложно.

Славороссов достал из кармана именные часы «Павел Буре», щелкнул крышкой.

— Заговорились мы с вами, пора в столовую.

…Экзамены Славороссов сдал раньше, сердечно попрощался с Томсоном, который ему очень понравился юношеской непосредственностью, брызжущей энергией. Хотя разница между ними была всего в пять лет, испытания, перенесенные Славороссовым, делали его в глазах окружающих много старше. Они расстались, надеясь на скорую встречу. Но Томсон получил назначение в другую часть. Военный летчик Харитон Славороссов прибыл на аэродром Бюкк в 35 километрах от Парижа. Там ждала его нечаянная радость — к нему определили механиком русского добровольца Константина Айсбурга. Быстрый, ловкий, в работе аккуратный, механик сразу пришелся Славороссову по душе. На такого можно положиться.

— Ну, мы с тобой два сапога пара, — смеется Харитон. — Тут много наших. Я вот в Бурже сразу двоих встретил: Томсона Эдуарда и тезку твоего — тоже Константина, Акашев его фамилия. Летать раньше меня выучился, в Италии. А здесь на инженера учился. Башковитый мужик, интересный…

Беглый каторжник

Есть в Москве красивое старинное здание, упрятанное за высокими стенами в глубине двора, — Лефортовский дворец, построенный еще при Петре Великом. Именно здесь царило в те петровские времена безудержное, озорное веселье знаменитых ассамблей, рекой лилось вино, которое не только текло по усам, но и обязательно попадало в рот, да еще из гигантского Кубка Золотого Орла, полученного из самих царских рук…