Александр Лебедь - За державу обидно Страница 45

Убитым все равно: часом позже, часом раньше угодить в морг, а вот раненых, а их было семеро, следовало срочно отправлять. И тут обозначила себя проблема, которую я в пылу завершения боя сразу не заметил. Колонна проскочила по колее вдоль канала и теперь стояла, лишенная маневра и оттого отчасти беспомощная. Слева, в считанных сантиметрах, мощные дувалы, справа канал. В таких условиях развернуть машину на месте не сумеет самый искусный механик-водитель. Пятиться задним ходом полтора километра, которые мы успели проскочить вдоль канала, глупо, да и времени займет много. Вперед по карте канал простирался еще километра на три и терялся в гуще кишлаков, и, насколько хватало глаз, вдоль колеи тянулись дувалы. Где-то и как-то надо было разворачивать колонну. Прихватив с собой двух автоматчиков и сапера, я пошел вперед вдоль канала в надежде найти слабенький дувал и поле за ним. Замысел был прост: ломаем или рвем дувал (это как получится), втягиваем колонну на поле и через тот же пролом выводим, только в обратном направлении. Метров через 250 удача блеснула зубами в ослепительной улыбке. Невысокий, метр двадцать - метр тридцать, дохленький дувальчик, а за ним большое, метров в сто в длину и до 70 метров в ширину, ровное поле. До этого поля и после этого поля дувалы мощные, высокие - с ними бы пришлось серьезно повозиться. Обрадовался я, обрадовался сапер, набежавшие его подчиненные даже рвать ничего не стали. Нашли здоровенную трещину, заправили ломы, качнули... расшатали, отвалили и сбросили в канал огромный кусок дувала, потом еще один. В считанные минуты проход на поле был готов. Командир роты протянул колонну, и первый БТР, рыча, вполз на поле. Но обрадовался я, как тут же выяснилось, рано. Кто-то умный, расчетливый, предусмотрительный походил, посмотрел и оценил здесь все до меня. Если разворачивать колонну, то только в этом месте. БТР рыкнул, переключая передачу, дернулся вперед, и грохнул взрыв. Я стоял от него метрах в десяти, на что-то там отвлекся и когда через несколько секунд снова начал нормально соображать, то обнаружил себя сидящим на грязном поле с сильной болью в обеих ногах ниже колена. Голенища сапог были в глубоких метинах от комьев глины. Я машинально провел по ним руками, отыскивая дыры от осколков. Но... дыр не было. Я встал. БТР словил мину внешней стороной гусеницы. У него отлетело три катка, до двух метров гусеницы. Я поискал глазами лежащих или сидящих потенциально убитых или раненых. Таковых не оказалось. Около БТРа стоял, глотая воздух, как глушеный карась, механик-водитель и какими-то неуверенно-печальными движениями размазывал кровь из разбитого носа. В люке БТРа очумело тряс головой в шлемофоне сержант. Я обошел БТР кругом. В ушах наплывающий и удаляющийся звон. Несколько секунд все окружающее, включая подорванный БТР, казалось мне трогательно милым. Потом это идиотское чувство прошло, а звон остался. Ни убитых, ни раненых. Контуженый механик-водитель с разбитым носом - все потери. Ошибка - моя, я обязан был послать саперов пощупать поле, но на радостях этого не сделал. Тем больше у меня оказалось оснований взреветь: "Саперы, мать вашу!.." Саперы, впрочем, уже без всяких напоминаний перелопачивали поле. Выудили еще две "итальянки" - доложили: "Все!"

- Еще раз! Я здесь выставку-продажу подорванных БТРов организовывать не собираюсь, - приказал я.

Проверили еще раз - чисто. Подорванный БТР оттащили, колонна втянулась, развернулась, дальше пошли без приключений. Шурик умер, как я уже говорил, остальные раненые выжили.

Возвращение

Уже к вечеру этого дня пришлось расстаться с сапогами и перейти на ботинки. Надкостница обеих ног болела нестерпимо. Ситуация сложилась достаточно дурацкая. То, что в комьях глины, хвативших мне по обеим ногам, не оказалось ни одного куска металла - это, бесспорно, плюс. Ноги болели сильно - это явный минус. Обращаться к медицине вроде как неудобно, подумаешь - глиной по сапогам досталось.

Батальонный доктор Гера Бутько чем-то там потер, помазал - боль поутихла. В середине ночи боль снова усилилась. К утру на ногах появились удивительно болезненные шишкообразные образования, на правой - три, на левой - два. Тут я уже плюнул на щепетильность и пошел к начмеду полка. Начмед - капитан Александр Васильевич Сухоруков - доктор замечательный и человек очень хороший. Поэтому первое, что он сделал, взглянув на мои ноги, это обложил меня отборными медицинскими терминами, и все сплошь на латыни. После этого терапевтического мероприятия мы с ним поехали в госпиталь.

Госпитальные мужи вынесли вердикт: сильный ушиб надкостницы обеих ног, мазать тем-то, пить то-то. Я мазал и даже пил. Пил даже то, что врачи прописали мне чисто по-человечески. Но проклятые шишки не проходили, боль не отступала. Причем если с вечера шишки были на одних местах, то к утру они удивительным образом перемещались иногда до 10 сантиметров в сторону. Но это их перемещение никак не сказывалось на их болезненности. Во мне блуждала какая-то непонятная зараза. Врачи злились и смотрели на меня с подозрением: "Не есть ли я выдающийся шланг?" Я в свою очередь с подозрением смотрел на них: "Не есть ли они шарлатаны от медицины?" Я продолжал исполнять служебные обязанности, ходил, что называется, на зубах, с облегчением расшнуровывая, где это только можно, ботинки до упора - ничего не помогало. В голове крутился рассказанный кем-то из госпитальных врачей анекдот: "Что такое геморрой? - Ну как тебе объяснить: представь себе, полная задница зубов и все болят".

Кончилось дело тем, что Сухоруков, втайне от меня, доложил командиру полка. Юрий Викторович зашел в медпункт в тот момент, когда доктора под мое непечатное бормотанье колдовали над моими ногами. Посмотрел и высказался в присущей ему манере: "Надо же, какой нежный! Схлопотал чуток по костям, и уже болезнь какую-то интеллигентную подцепил. С завтрашнего дня в отпуске, через месяц чтоб был здоров, как бык. Мне комбаты-задохлики не нужны!.."

Так я нежданно-негаданно оказался в отпуске. С моими ногами ничего не смог поделать ни Ферганский госпиталь, ни Рязанский. К тому же свежеприобретенными туфлями я умудрился набить небольшой пузырек на большом пальце левой ноги, который по простоте душевной замазал зеленкой, что, как выяснилось, оказалось решающим в определении диагноза.

Беглый взгляд на ноги и мгновенное заключение: лимфоденит, вот место проникновения инфекции.

- Какой к черту лимфоденит, я... Дальнейшие объяснения были бесполезны, на меня смотрели снисходительно-высокомерно: "Учишь тут, капитан, отцов!.."

Так я добрался до родного Новочеркасска. К тому времени я уже начал сильно сомневаться в том, что мне удастся выполнить приказ командира полка. И уже мысленно прикидывал, как мне придется лихо зашнуровываться и изображать перед Юрием Викторовичем бодрость тела и духа.