Александр Алтунин - На службе Отечеству Страница 45

Приказываю Охрименко в первую очередь перевезти раненых и контуженого старшего лейтенанта. Спрашиваю старика, как погибли красноармейцы. Оказывается, их перестреляли фашистские диверсанты, которых в последние дни очень много сброшено с самолетов. Услышав стрельбу, местные жители скрылись в лесу.

На месте разыгравшейся трагедии валялись плотничьи топоры. Очевидно, саперы восстанавливали разрушенный мост, когда на них внезапно напали диверсанты и в упор расстреляли. Увлеченные работой, бойцы не успели даже схватиться за винтовки, которые стояли неподалеку, составленные в козлы.

Возвратившись к переправе, вижу картину, которая вызывает улыбку. Федя длинным шестом толкает лодку, а Охрименко, стоя на коленях, держит в могучих руках, словно кучер вожжи, концы многочисленных солдатских обмоток, за которые судорожно уцепились бойцы, не умеющие плавать. Первым попадается мне на глаза тщедушный Сусик, висящий на обмотке, как пескарь на крючке. Выпучив от страха глаза, бойцы изо всех сил тянутся вверх и, теряя опору, плюхаются лицом в воду. Однако обмотки из рук не выпускают. Охрименко, покрасневший от натуги, подгоняет Федю, не переставая подбадривать "пловцов":

- Держись, орлы! Берег близко!

И "орлы", глотая взбаламученную воду, медленно продвигаются к спасительной суше. Облегченно вздыхаю, когда Охрименко выносит на берег последних почти захлебнувшихся "орлов", держа их под мышками. А Петренко уже хлопочет над ними, стараясь привести, как он любил выражаться, "в боеспособное состояние".

Главная трудность возникла при переправе сорокапятки. Перевезти на лодке невозможно, а бросить - и в мыслях не было. Мы с командиром орудия стоим на берегу, не зная, что предпринять. Вдруг мой взгляд скользнул по катушке телефонного кабеля, который упорно тащил Хома Сусик.

- А что, если протащить пушку по дну?

Артиллеристы быстро разматывают кабель и плетут из него два троса. Переправив лошадей вплавь, командир орудия аккуратно крепит тросы к осям и к конской сбруе. Когда тросы были зацеплены, все державшиеся на ногах бойцы, помогая лошадям, дружно потянули за них. Пушка медленно поползла по дну. Облегченно вздыхаю, когда больше половины пути осталось позади. Оказалось, что успокаиваться рано. Тросы натянулись как струны, лошади и люди напряглись изо всех сил, но... пушка словно приросла к месту. После нескольких неудачных попыток сдвинуть ее командир орудия, коренастый крепыш, решительно сбрасывает с себя обмундирование и плывет к тому месту, где застряла пушка. Набрав воздух в легкие, он ныряет, потом, с шумом отфыркиваясь, кричит:

- В яму колеса скатились! Поднажми!

И снова ныряет. Хлестнув лошадей, дружно тянем, но пушка по-прежнему ни с места. Над водой опять показалась голова артиллериста. Он ложится на спину и минуты две отдыхает. Молча оглядываю стоявших вокруг бойцов. Трое, в том числе и Охрименко, словно угадав мое желание, быстро раздеваются и плывут на помощь артиллеристу. По моему сигналу все четверо ныряют, а мы, ухватившись за тросы, нещадно стегаем лошадей...

- Ура-а-а-а-а! - разносится по реке, когда проклятая пушка тронулась наконец с места и поползла к берегу. И словно в ответ на наши крики, с ближайшей к нам опушки раздаются автоматные очереди. Одна лошадь падает. Кто-то хватает топор и перерубает постромки. Пушку, вытянутую на берег, волокут за бугор, а раздетые и полураздетые красноармейцы хватают оружие и разбегаются вдоль берега, стараясь найти хоть какое-нибудь укрытие от пуль. Воронов по-кошачьи приземляется рядом со мной.

- Немцы, товарищ комроты, - докладывает он. - Внезапно выскочили из леса. Мы сыпанули по ним из автоматов. Залегли пока... Собираются с силами, наверно.

На мой вопрос о численности фашистов Воронов пожимает плечами. Осматриваюсь вокруг. Ближе всего к нам опушка, откуда нас обстреляли.

Правее открытое ровное поле, засеянное клевером. Пересекающая его дорога упирается в дальнюю кромку леса. По ней мы и намеревались следовать дальше. Однако под огнем противника это невозможно. Посоветовавшись, решаем прежде всего отогнать фашистов в глубь леса. Подождав, пока бойцы оделись и собрали снаряжение и боеприпасы, перебежками продвигаемся к опушке. Артиллеристы выпустили последние снаряды. Когда до опушки осталось около двухсот метров, огонь начал стихать. Пули летят уже откуда-то из глубины, это была беспорядочная, бесприцельная пальба.

Отбросив фашистов, решаем двигаться к противоположной опушке леса. Вспомнив, что на карте этот лес показан сильно заболоченным, советуюсь со стариком, который во время перестрелки оставался около раненых, где легче его пересечь. Поняв мой вопрос, старик покачал головой:

- Не пройтить вам, мил человек, через энтот лес: гибельные места, заблукаете и пропадете.

- Что же делать, дедушка?!

Старик долго молчит, шевеля губами. Полагая, что он не расслышал, повторяю вопрос громче. В моем голосе растерянность. Подняв на меня светлые, словно вылинявшие, глаза, старик неожиданно заявляет:

- Провожу вас, лес энтот я знаю с малых лет.

С сомнением гляжу на согбенную фигуру старика: сможет ли он прошагать десять километров по лесным тропинкам? Ведь еще и возвращаться надо...

Старик словно догадался о моих колебаниях. Опершись на толстую палку, изогнутую в виде рогача, натужно кряхтя, он медленно встает с земли и, перекрестившись, неожиданно бодро шагает по дороге, бросив на ходу:

- Тронулись, мил человек, с богом!

Под прикрытием группы бойцов, возглавляемых Вороновым, наш маленький отряд следует за стариком. К моему удивлению, среди нас не оказалось контуженого артиллериста. Оказывается, старший лейтенант, как только прекратился обстрел, не ожидая остальных, отправился к лесу. Отряд, мол, нагонит.

Отряд благополучно вступил в лес. Охрименко и Федя пытаются поддерживать старика под руки, но тот решительно отвергает их помощь. Сгорбившись, он размеренно шагает но лесной тропинке. Проходит час, другой, но на след артиллериста мы не вышли. Так и разминулись в этом лесу наши пути.

Только далеко углубившись в лес, начинаю осознавать, какая опасность подстерегала нас. Шагаем по едва заметным тропинкам, все чаще попадаются заболоченные участки, на которых, не зная леса, не определить верное направление. Особенно тяжело приходится с пушкой. Местами мы вынуждены тащить ее на руках. Если бы мы пересекали эту лесо-болотную глухомань без проводника, наверное, запутались бы.

Наконец почва под ногами становится тверже. Начинаются перелески, цветистые поляны. Старик останавливается, усаживается на высокую кочку и, перекрестившись, объявляет:

- Ну вот, мил человек, слава богу, конец болоту. Теперь вы в безопасности. Идите с богом, а я отдохну маненько и тронусь в обратную.