Александр Бондаренко - Михаил Орлов Страница 45

Княгине, с которой Михаил повстречался впервые, было уже немного за тридцать, но она — в особенности при свете свечей — казалась юной, словно и не было в её жизни многих тяжких испытаний… Совсем молодой девушкой, по воле императора Павла, пожелавшего её облагодетельствовать, она была выдана замуж за очень богатого, но совершенно не интересного ей князя Сергея Голицына. Брак этот оказался неудачным и скоро распался, однако развода муж не давал, а потому Евдокия не смогла соединить свою судьбу с любимым — флигель-адъютантом князем Михаилом Долгоруковым. Быть может, всё вскорости и сложилось бы — князь относился к кругу так называемых «молодых друзей» императора Александра I, генерал-адъютантом которого он стал, однако в 1808 году, в Шведскую кампанию, Долгоруков был убит в бою у Иденсальми. Через два дня после гибели князя к армии был привезён указ о присвоении ему чина генерал-лейтенанта, назначении командиром корпуса и награждении орденом Святого Александра Невского. Через месяц Долгорукову должно было исполниться 28 лет.

— Я рада вас видеть, Орлов! — просто сказала ему хозяйка. — И не потому, что ныне о вас твердит весь город — сейчас, когда общие помыслы устремлены к армии, хочется знать о происходящем как можно больше. Кто, как не вы — герой, один из храбрейших…

Михаил пытался возразить, но княгиня не дала ему этого сделать:

— Ах, молчите! Не нужно…

Это получилось так естественно, что ротмистр, не чувствуя и тени неловкости, покорился воле очаровательной женщины.

— Рассказывайте, прошу вас! — продолжала она. — Рассказывайте обо всём, что сочтёте нужным. Я буду вашей самой внимательной слушательницей!

В эти дни его постоянно просили рассказать о боях и партизанских диверсиях, о Смоленске и Бородине, о встрече с Наполеоном, о Кутузове и Барклае, о знаменитых партизанах Дорохове, Давыдове, Фигнере… Слушали внимательно, но потом начинали задавать нелепые и пустячные вопросы, высказывать собственные дилетантские суждения. Но здесь, в гостиной, обставленной по-русски, красиво и изящно, его не отвлекали банальностями. Правда, кто-то из гостей хотел что-то возразить — но княгиня тут же сказала ему:

— Оставьте! Что вам известно? — и просила Орлова продолжать.

Ротмистр говорил о том, о чём никогда не рассказывал в петербургских салонах: о трудностях отступления, о крестьянах, сжигавших свои избы и нивы, о клятве семёновских офицеров, о вынужденной жестокости партизан, о французских солдатах, замерзавших у потухших костров, о русских воинах, порой отдававших последние свои ломти хлеба беспомощному неприятелю…

— Сколь же велик наш народ, ежели в самых низах его возможно подобное благородство! — воскликнула княгиня, коснувшись руки Орлова. — Вы возвращаетесь к армии?

— Разумеется, и весьма скоро.

— Я надеюсь, вы ещё навестите меня?

— Обещаю! — отвечал Михаил, поднося к губам тонкие пальцы Голицыной.

Лишь тут они заметили, что остались в гостиной одни. Гости потихоньку разъехались — возможно, прискучившись слушанием рассказов о «непарадной» стороне войны…

Орлов был влюблён. Разумеется, он не писал таких стихов, как через пять лет напишет о княгине Голицыной поэт Александр Пушкин:

…Но вас я вижу, вам внимаю,И что же?.. слабый человек!..Свободу потеряв навек,Неволю сердцем обожаю{169}.

Но, очевидно, под этими стихами он охотно бы подписался… Кажется, Евдокия Голицына смогла бы примирить любое пылкое сердце с кем и с чем угодно. Вот ведь и Пушкин «смертельно влюбился» (это его собственные слова), едва выпорхнув за порог Лицея…

Более того, что мы рассказали о взаимоотношениях Михаила Орлова и княгини Голицыной, мы рассказать не можем…

…Princesse Nocturne переживёт и Пушкина, и Орлова… Она уйдёт из жизни в конце царствования императора Николая I, всеми покинутая и позабытая. А потому никто не знает, в какое время суток пришёл за ней Ангел Смерти и сбылось ли то самое предсказание цыганки, которое — как бы там ни было — прославило княгиню Евдокию Голицыну, фактически обессмертив её имя.

Глава восьмая.

«В ДЫМУ, В КРОВИ, СКВОЗЬ ТУЧИ СТРЕЛ»

Ротмистр гвардии Михаил Орлов возвратился в действующую армию в первый день 1813 года. Сразу по прибытии он узнал, что его ожидает новое, особенное задание. Но, прежде чем рассказывать об этом, следует сделать целых два отступления.

Счастливо (или мастерски?) избежав окружения на Березине — правда, там, по разным оценкам, французы потеряли убитыми, ранеными и пленными от 25 до 40 тысяч человек, — наполеоновская армия, преследуемая по пятам русскими полками, постоянно тревожимая «летучими» отрядами и таявшая буквально на глазах, всё же продолжала своё отчаянное продвижение к границам земель, подвластных французскому императору. Русские кавалерийские отряды порой обгоняли отступающие корпуса неприятеля, перерезали коммуникации, захватывали курьеров и почту. Связь Главной квартиры Бонапарта с Парижем могла прерываться на недели…

Генерал Коленкур вспоминал по этому поводу:

«Мы приближались к Вильно, мы были уже в Польше, а эстафеты всё ещё не приходили… Отсутствие писем из Франции, а ещё больше мысль о том впечатлении, которое произведёт и во Франции, и в Европе отсутствие всяких сообщений из армии, волновали императора более чем что бы то ни было.

Он подготовлял бюллетень, в котором хотел изложить все события и наши последние бедствия. Он сказал мне по этому поводу:

— Я расскажу всё. Пусть лучше знают эти подробности от меня, чем из частных писем, и пусть эти подробности смягчат впечатление от наших бедствий, о которых надо сообщить нации»{170}.

Бригадный генерал граф де Сегюр написал о том несколько жёстче и точнее: «Наполеон быстро вошёл в свою последнюю императорскую квартиру; он закончил здесь свои последние распоряжения и двадцать девятый и последний бюллетень своей умирающей армии»{171}.

Конечно, Наполеон постарался эти самые «подробности» смягчить… А вообще, что это такое — «бюллетень», о котором говорил император французов? Откроем энциклопедию «Отечественная война 1812 года» и узнаем:

«Бюллетени Великой армии, принятое в исторической литературе название официальных печатных информационных сообщений о Великой армии императора Наполеона I. Специальные листки, посвященные новостям из армии, получили распространение во Франции во времена революционных войн… После провозглашения Наполеона императором (1804) бюллетени приобрели статус правительственных сообщений.