И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд Страница 46

И все же во второй половине 1940 года Гитлер принял решение напасть на Россию. Это решение, оказавшееся самоубийственным, производит совершенно необъяснимое впечатление. Как мог Гитлер, отягощенный войной с Англией (и угрозой войны с Америкой), начать без нужды еще войну с Россией? Именно он, который в качестве предпосылки войны с Россией всегда проповедовал партнерство с Англией? И все же в этих рассуждениях, в которых неизбежная война с Англией казалась Гитлеру теперь дополнительным аргументом для войны с Россией, есть определенная парадоксальная логика. Целесообразно со всем беспристрастием проследить ход мыслей Гитлера.

Война с Англией достигла осенью 1940 года мертвой точки. Вторжение в Англию с помощью имеющихся средств оказалось неосуществимым. Воздушная война осталась со стратегической точки зрения безрезультатной. По крайней мере в это время Гитлер не мог подступиться к Англии. Но и Англия не могла до поры до времени подобраться к Германии. Она отставала от Германии в области вооружения по крайней мере на два года, и даже при полной мобилизации всех ее сил их никогда не хватило бы для успешного вторжения на континент. Она вынуждена была ждать Америку, которая отставала от Германии по вооружению по меньшей мере на три года.

Таким образом, война на Западе должна была оставаться в ближайшие два-три года позиционной войной и сопровождаться гонкой вооружения. Однако Германию такая перспектива совсем не устраивала по двум причинам.

Во-первых, объединенный англо-американский военный потенциал был больше германского и при полном развертывании неизбежно превосходил бы его. Германия не могла выиграть гонку вооружений, разве только при условии, что она значительно расширила бы свой собственный потенциал.

Во-вторых, благодаря своему преимуществу в вооружении Германия достигла в то время как раз апогея в военном превосходстве, что даже в лучшем случае не могло больше повториться.

Вооружение современного индустриального государства — процесс, занимающий четыре года. Когда-то Черчилль очень образно описал это: «В первый год — почти ничего; во второй — очень мало; в третий — значительное количество; начиная с четвертого — столько, сколько нужно». В 1940 году Англия застряла на втором году своего вооружения («очень мало»), Америка — даже на первом («почти ничего»), Германия же находилась на четвертом («столько, сколько нужно»).

Таким образом, Германия по крайней мере еще на два года была гарантирована от крупного наступления Запада и имела свободные руки. Если бы она использовала эти два года для значительного расширения своего собственного потенциала, она могла бы надеяться, что и позже не уступит своим западным противникам. Однако Германия не использовала эту возможность и поэтому должна была ожидать, что примерно с 1943 года начнет во все большей степени отставать. Итак, она должна была использовать эти два года. Но как и где?

Германия готовилась к войне не против Англии и Америки — у нее не было крупного флота и бомбардировщиков дальнего действия, — а в соответствии с внешнеполитической концепцией Гитлера — к войне на суше против Франции и России. Ее сила заключалась в армии и авиации, которая создавалась как вспомогательное оружие для сухопутных войск, как летающая артиллерия. Однако этот инструмент войны мог быть использован только на континенте, а на континенте имелась лишь одна цель — Россия.

К Англии Гитлер не мог подступиться (тем более к Америке), а к СССР мог. И если бы ему удалось в течение этих двух лет подчинить эту страну своей воле и заставить ее людей и машины работать на Германию, тогда бы он мог надеяться, что в 1943 или 1944 году будет готов к заключительной схватке с Англией и Америкой и успешному отражению попытки англо-американского вторжения.

Такова логика, которой руководствовался Гитлер в 1940 году, когда он свою конечную цель, а именно завоевание Советского Союза, превратил в необходимый промежуточный этап для войны с Англией. Если Германия хотела использовать эти два года не нарушаемой никем свободы действий, созданной ее преобладанием в сфере вооружений, то это могло произойти только путем победоносной войны против Советского Союза, даже если СССР не давал ни повода, ни предлога к подобной войне. Другие агрессивные планы, как, например, план командующего флотом Редера о глубоком вторжении на Средний Восток или проникновении в Западную Африку через Испанию, не соответствовали характеру вооружений Германии. Подобные планы подвергали германскую армию, заброшенную за океан, опасности быть отрезанной преобладающим английским флотом и не обещали даже в случае удачи никаких результатов, могущих оказать решающее влияние на исход войны. Нужно было решать: Россия или ничего.

Два других соображения укрепили Гитлера в его решении начать войну против СССР, которая всегда была и оставалась его истинным намерением, и не откладывать поход на Восток до окончания войны с Западом. Первый момент носил психологический характер и состоял в том, что в данном случае отложить означало, видимо, отказаться вообще. Гитлер неоднократно заявлял, что после победоносной войны с Западом и заключения мира ему едва ли удастся «переутомленный двумя крупными войнами» немецкий народ «поднять еще раз против России». Теперь же все равно шла война, и поэтому заодно можно было решить и эту проблему.

Именно для обоснования войны с СССР Гитлер часто прибегал ко лжи, лишь отдельные из его высказываний по этому комплексу вопросов можно принимать за чистую монету. Но и они отличаются правдоподобностью лишь потому, что позволяют разглядеть, что война против Советского Союза всегда оставалась его заветной целью.

Вторым моментом была чрезвычайно неприятная мысль о растущей зависимости, в которую Гитлер неизбежно попал бы от СССР в ходе войны с Западом, если бы он отказался от своего замысла. Правда, с 1939 года СССР вел себя как вполне лояльный партнер и поставщик, и разница между тем, что эта страна добровольно делала для Германии, и тем, что можно было получить силой от побежденной, разрушенной войной и озлобленной России, по крайней мере в первые решающие годы войны, была бы совсем не такой уж большой. Не было также оснований считать, что Сталин нанес бы Германии удар в спину, когда она вела решающую битву с западными державами на побережье Атлантики. Сталин не мог серьезно желать поражения Германии, поскольку она была нужна ему как противовес и заграждение от западных держав, которые внушали ему еще больший страх и недоверие, нежели Германия. Однако можно было ожидать, что Сталин станет поднимать политическую цену за свое доброжелательное отношение и поддержку, по мере того как Германия будет попадать в затруднительное положение на Западе.

Партнерство между Гитлером и Сталиным не было полюбовным союзом, в том числе и со стороны Сталина. Если можно было бы превратить своенравного и самовольного партнера — СССР — в беззащитную и покоренную, по крайней мере уступчивую, Россию, то Гитлер всегда предпочел бы такой вариант.

Но было ли это вообще возможно? Как раз в этом месте мы сталкиваемся с ошибкой Гитлера.

На войну с Советским Союзом, которую он хотел вести теперь в известной мере лишь как промежуточный этап в войне с Западом, Гитлер перенес без проверки и изменений представления, которые он составил себе с самого начала на этот случай. В то время он надеялся, что сможет вести войну без всяких отклонений и осложнений, в полном согласии с Англией, с прочным обеспечением тыла и концентрированным использованием всех сил Германской империи и будет иметь для этого неограниченное время.

Планировавшаяся ранее война должна была стать войной колониальной, а это значит — особенно жестокой. Разгром русских вооруженных сил был бы лишь первым актом, за которым должна была последовать тотальная оккупация этой огромной страны, полная ликвидация государственной власти Советского Союза, истребление звена руководящих кадров и интеллигенции, создание подвижного германского колониального аппарата и, наконец, порабощение 170-миллионного населения. Сомнительно, был ли вообще выполним подобный план даже при самых благоприятных обстоятельствах. Во всяком случае, это был план, для выполнения которого была необходима жизнь целого поколения.

Теперь же Гитлер имел для войны с СССР всего лишь два года. Но даже и в эти два года четверть германской армии и треть военно-воздушных сил были связаны на Западе. К концу этого срока Гитлер был бы вынужден вновь перебросить большую часть своих войск на Атлантическое побережье, и Россия, если не считать незначительные оккупационные войска, была бы предоставлена сама себе.

В этих изменившихся условиях Гитлер мог, однако, лишь надеяться в лучшем случае выиграть против Советского Союза «европейскую нормальную войну» с ограниченными целями — своего рода расширенный вариант блицкрига против Франции. Этому соответствовали и военные планы, которые предусматривали наступление лишь до линии Волга — Архангельск. Длительная оккупация также и азиатской части Советского Союза по ту сторону Урала, даже в случае военной победы, полностью истощила бы немецкие силы и сделала невозможным продолжение мировой войны.