Александр Ливергант - Оскар Уайльд Страница 46

1 апреля 1894 года. Спустя два дня после возвращения из Парижа их застает в кафе «Ройял» маркиз Куинсберри. Кажется, на этот раз скандала не миновать, но Уайльд не теряет присутствия духа, приглашает маркиза пересесть за их столик и шармирует его — как умеет только он. Куинсберри сменяет гнев на милость. Более того, говорит сыну: «Неудивительно, что ты так его любишь, он замечательный человек». Впрочем, в тот же вечер милость и гнев вновь меняются местами, и маркиз пишет сыну письмо, полное угроз: «Теперь мне очевидно, что ты и впредь намерен ничего не делать. Что же до твоих отношений с Уайльдом, то либо эти отношения прекратятся, либо я от тебя отрекусь и перестану давать тебе деньги. Я не собираюсь вдаваться в интимную сторону вашей связи и в суд подавать не стану. Но, с моей точки зрения, делать вид, будто между вами близкие отношения, ничуть не лучше, чем состоять в них. Из достоверных источников, хотя, может, это и не соответствует действительности, мне стало известно, что его жена подает на развод ввиду его мужеложества и прочих преступлений…» Угрожает Уайльда пристрелить, и, зная Куинсберри, это не пустые слова. «Этих английских христосиков, трусов, которые называют себя мужчинами, пора, наконец, привести в чувство», — в запале заканчивает свое гневное послание дикий английский барин. Соображение маркиза о том, что «делать вид, будто между вами близкие отношения, ничуть не лучше, чем состоять в них», — не фигура речи, а, как читатель вскоре убедится, важный тактический ход. На послание разгневанного отца Бози отвечает лапидарно: «Какой же Вы нелепый человечек! Альфред Дуглас».

3 апреля 1894 года. Телеграмму сына Куинсберри, понятное дело, без ответа не оставил: «Грязный щенок! Если ты и впредь будешь слать мне подобные послания и дерзить, я тебя высеку, так и знай. Единственное, что тебя извиняет, это только то, что ты сумасшедший. Еще раз застану тебя с этим человеком — устрою такой скандал, который тебе и не снился…» И так далее в том же духе.

Май 1894 года. Английский посол в Константинополе лорд Карри, узнав, что Дуглас встречался в Париже с Уайльдом, отказывает ему от места. Леди Куинсберри отсылает Бози в Италию: она, как и ее разведенный супруг, по-прежнему хочет любой ценой разлучить Альфреда с Уайльдом. Уайльд следует за Дугласом во Флоренцию, где они проводят вместе целый месяц. В письме Полю Валери Андре Жид, тоже находившийся в это время во Флоренции, пишет: «Мне встретился Уайльд вместе с еще одним поэтом, представителем нового поколения». У маркиза Куинсберри дела между тем не расходятся со словами: он отказывает сыну в ежегодном содержании в размере 250 фунтов. После возвращения из Италии Уайльд обращается в адвокатскую контору «Хамфри, сын и Крешо» в связи с распространением порочащих его семью слухов о разводе, и юристы направляют Куинсберри официальное письмо с требованием принести Уайльду извинения.

30 июня 1894 года. Куинсберри не только не извиняется, но пытается Уайльда припугнуть: является к нему домой на Тайт-стрит средь бела дня, и не один, а в сопровождении своего приятеля и, по совместительству, телохранителя, профессионального боксера. Между Уайльдом, которого непрошеные гости застали врасплох, и маркизом Куинсберри состоялся — если верить Уайльду — следующий диалог:

Куинсберри (громко): Сядьте!

Уайльд: Я не потерплю, чтобы со мной говорили в таком тоне, да еще в моем собственном доме. Полагаю, вы явились, чтобы принести мне извинения за то, что написано в письмах вашему сыну обо мне и моей жене. У меня есть право за такое письмо в любую минуту подать на вас в суд.

Куинсберри: Это письмо конфиденциальное, оно предназначалось только моему сыну, и никому более.

Уайльд: Как вы посмели распространять подобные слухи о вашем сыне и обо мне?!

Куинсберри: Вас обоих вышвырнули из отеля «Савой» за ваше непотребное поведение.

Уайльд: Это ложь.

Куинсберри: Вы сняли ему меблированные комнаты на Пиккадилли.

Уайльд: Кто-то уже давно и бессовестно лжет вам про меня и вашего сына. Никаких комнат я никому не снимал.

Куинсберри: Мне стало известно, что вы подверглись шантажу из-за постыдного письма, написанного вами моему сыну.

Уайльд: Письмо носило литературный характер. Я всегда пишу лишь то, что собираюсь опубликовать. Лорд Куинсберри, вы что, в самом деле, подозреваете меня и вашего сына в предосудительном поведении?

Куинсберри: Я же не говорю, что вы содомит, я сказал, что вы похожи на содомита и ведете себя как содомит. Имейте в виду, если застану вас и моего сына в любом публичном месте, я вас выпорю, так и знайте.

Уайльд: Не знаю, как в подобном случае поступает Куинсберри, но Оскар Уайльд стреляет без предупреждения.

Вот как потом, на суде, опишет Уайльд окончание этой сцены. «Я потребовал, чтобы лорд Куинсберри незамедлительно покинул мой дом. Он отказался. Тогда я сказал, что в таком случае вынужден буду вызвать полицию. „Вы нарываетесь на отвратительный скандал“, — сказал мне Куинсберри. „Этот скандал спровоцирован вами, и только вами“, — возразил я».

«Этот маркиз — низкая тварь, впредь не пускать его на порог!» — приказал слуге Уайльд. По версии Уайльда, эти слова он произнес в присутствии непрошеных гостей, а не после их ухода. По версии же Куинсберри, Уайльд ничего подобного не говорил, вел себя вовсе не так решительно и агрессивно и даже пошел на попятный. И он, Куинсберри, поставил его на место. Версия Уайльда представляется нам более достоверной. Во-первых, в достоинстве, благородстве и независимости Уайльду никогда нельзя было отказать. Во-вторых, Уайльд не мог примириться с мыслью, что хам и негодяй (а в Куинсберри он видел прежде всего хама и негодяя, а не защищающего свое достоинство отца) указывает ему, как себя вести. В-третьих, разговаривая с Куинсберри с позиции силы, Уайльд бросал вызов своему окружению, его эпатировал, что и раньше делал с большим удовольствием и искусством. И, наконец, в-четвертых, его дело — в данном случае — было «правое». Ведь Куинсберри нарушил святая святых — «прайвет проперти», а вторгшиеся в частные владения, как известно, преследуются по закону: trespassers will be prosecuted.

Обратим внимание и еще на одно обстоятельство. Родители «златокудрого мальчика» ведут себя по-разному. Леди Куинсберри солидарна с бывшим мужем: она против союза Дуглас — Уайльд, однако предпочитает поддерживать с Уайльдом связь, дабы воздействовать через него на несговорчивого сына. Что же до маркиза Куинсберри, то он, человек недалекий, вспыльчивый, невоздержанный на язык и на эмоции, привыкший действовать агрессивно, все же боится, что его обвинят в клевете (что, собственно, и произошло), и в его действиях поэтому наблюдается некоторый компромисс: с одной стороны, маркиз привычно идет напролом, но с другой — старается, против своего обыкновения, не перегнуть палку. С каковой целью и проводит своего рода разведку боем. Запускает пробный шар. Обратите внимание: на прямой вопрос Уайльда, в самом ли деле Куинсберри обвиняет его и Бози в предосудительном поведении, отвечает уклончиво, почти что оправдывается: «Я же не говорю, что вы содомит, я сказал, что вы ведете себя как содомит». Вот и на требование нанятых Уайльдом юристов отозвать обвинение в клевете и принести свои извинения Куинсберри вполне резонно отвечает, что отзывать ему нечего, ибо он ни в чем Уайльда не обвиняет, хочет только, чтобы его отношения с сыном прекратились. Бой маркиз даст только через год.