Светлана Зубрилина - Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба Страница 46

Поймаешь, съешь и пойдешь. До этого времени их особенно не наказывали, ну, разве как за мелкую провинность. И смотритель сказал мне: «В общем, это вопрос питания. Нет мяса в стране — мы воюем, настреляем, сколько надо, потом остановимся». Потом спросил:

— У вас тоже была огромная война?

Я говорю:

— Да, была.

— Сколько погибло?

— Миллионов тридцать.

— И всех съели?

Я говорю:

— Нет.

— А зачем тогда воевали?

Во-вторых, он рассказывал, что у них есть такие поверья. Если, например, съесть печень врага, который храбро бился с тобой, то к тебе перейдет вся его храбрость. Если хочешь быть таким же приличным и хорошим человеком, как твой друг, надо съесть его сердце. Чтобы лучше бегать, надо обглодать коленную чашечку, или, чтобы лучше стрелять, надо глаз высосать у кого-нибудь. В общем, разные части тела — масса вариантов. Короче говоря, чтобы стать лучше, надо съесть пару хороших людей. Так у нас довольно часто происходит, верно ведь?

И спортивные достижения можно повышать таким образом. Я предложил это знакомым тренерам в Москве, а мне говорят: «Что ты, мы товарищей по команде «едим» одного за другим, но результаты не растут!»

Не хватайтесь за чужие талии,Вырвавшись из рук своих подруг.Вспомните, как к берегам АвстралииПодплывал покойный ныне Кук…

…Спасибо. Вы извините, что я прерываю ваши аплодисменты, просто я всегда краду время у аплодисментов для песен.

Вы знаете, это же поразительно: мне показали ребята — они записали на многих, многих моих выступлениях подряд те же самые песни, которые пел я. И я совсем не собираюсь петь по-другому. Я пою или рассказываю, исполняю, как в данный момент хочется. И у меня никогда не получается совпадений. Даже мне кажется иногда, что я попал точно в десятку и так удачно получилось, думаю, я на следующем концерте повторю — и никогда не выходит. Видимо, это настолько живое дело… Я всегда пою по-другому, даже иногда бывает, что по ходу меняешь мелодию, иногда некоторые смешные песни начинают звучать трагичнее и наоборот…»

Так сам Владимир Семенович объяснял вариативность своих песен. И потому, когда, читая в этом издании или слушая отрывки из его песен, многие не узнают привычных текстов, то это неудивительно. Высоцкий всегда пел по-разному, а при жизни ему так и не удалось опубликовать ни одного сборника своих стихов, чтобы как-то зафиксировать тот текст, какой казался ему наиболее точным.

Прошли годы, многое изменилось, и случилась обычная, но, к сожалению не редкая для нашего государства метаморфоза: чем равнодушнее при жизни В. Высоцкого были к его творчеству власти преддержащие, «корифеи» искусства и литературы, тем ретивее теперь, после смерти, спешат они с восхвалениями. Щедро рассыпая эти эпитеты по газетным страницам, кто-то словно стремится отвратить от Высоцкого определенную часть слушателей, особенно молодых, которые с прямолинейностью юности всегда стремятся отвергнуть официально признанных кумиров. Хотя, конечно, это вряд ли получится, ибо сам поэт невольно сказал и о своем творчестве. В «Балладе о времени» его такой серьезный и мужественный голос рассказывает не только о светлой любви, ненависти, чести, предательстве и доброте, преданиях давно ушедших веков, но и о его творчестве:

…Время эти понятья не стерло,Нужно только поднять верхний пласт —И дымящейся кровью из горлаЧувства вечные хлынут на нас… —Чистоту, простоту мы у древних берем,Саги, сказки из прошлого тащим.Потому что добро остается добромВ прошлом, будущем и настоящем…

Чтобы понять Высоцкого — нужно действительно поднять верхний пласт суеты, шума, который окружает нас в современной жизни, и послушать вдумчиво, а не впопыхах его песни.

Многие считали и считают сейчас, что Владимир Высоцкий был человеком, не знавшим меры во всем. Но, стремясь развеять этот миф, его близкий друг последних лет Михаил Шемякин — с которым Владимир Высоцкий не однажды шумно кутил в ресторанах Парижа, — говорил в одном из интервью прессе: «Образ Высоцкого в русском сознании складывается, как образ поэта-хулигана — полу-Маяковского, полу-Есенина и еще покруче… на самом деле — когда Володя творил — он был трезв. Все его творчество — это творчество одного из трезвейших и самых печальных аналитиков земли русской…» Да, Высоцкий жил полным накалом, расходовал свои силы с буйством и широтой истинно русского человека. Однако во всем, что касалось творчества, литературного и песенного, мера всегда была, был такт. «Голос Высоцкого не был безграничным, — сказал А. Шнитке, — в самом начале кто-то вспоминает: его вокальные данные вообще чрезвычайно скромны. Но этот голос казался безграничным! Казалось, что он может шагнуть еще выше, и еще, и еще. И каждая реализованная высотность — получалась! Она не погибала от невероятной трудности ее взятия, а демонстрировала возможность пойти еще выше. И еще этот голос казался безграничным оттого, что он может шагнуть выше — не ради красивой ноты, но ради смысла…»

Окружавшие Владимира Высоцкого люди единодушно говорят о том, что он очень ценил свою публику, тех, кто приходил послушать его на концерты. Он тщательно выбирал одежду, в которой предполагал выступать перед той или иной аудиторией. К концу жизни у Высоцкого было достаточное количество красивых, дорогих костюмов, но надевал он их крайне редко, никогда не изменяя своему «антибомондному» имиджу. Зрители всегда чувствовали во Владимире Высоцком искренность и готовность к самопожертвованию — что так дорого и близко нашему русскому, национальному духу. «Я был на одном концерте. Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич, — вспоминает М. Шемякин. — Володя тогда много выпил. Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Он пел, а у него ужасно опухли руки — и на пальцах надорвалась кожа. Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Причем блестяще!..»

«Свойскость» певца порой принималась некоторыми за простоватость, стремление изобразить эдакого рубаху-парня, но это было лишь первое, обманчивое впечатление. По воспоминаниям актера Вениамина Смехова, представим несколько эпизодов из жизни Владимира Высоцкого, из которых видно, что фамильярности он не терпел и пресекал ее порой жестоко:

— …После концерта, склонившись для автографов, вдруг слышу: «Вовка, чё ж ты не спел про Нинку, я ж тебе записку подал! Испугался, пацан?» И — хлопок по плечу. Так — в который раз! — грубо нарушена дистанция, и невоспитанный «братишка» спутал автора с кем-то из его персонажей. Высоцкий меньше секунды тратит на ответ: резкий разворот и удар словом сильнее пощечины — не забудет виновник вовек твоего урока… Но случай повторится вскоре, и не счесть числа таким случаям… Однако, повторяю, отвечал потрясающе быстро и точно.