Бернар Виоле - Жерар Депардьё Страница 46

Жозиана Баласко уже несколько лет мечтала сняться у Блие — со времен «Вальсирующих», где она была занята в массовке. Наконец-то ее желания совпали с планами режиссера. «Хочу рассказать тебе в двух словах сюжет для Жерара и тебя», — обронил Блие, а затем в общих чертах обрисовал сценарий. Баласко поняла, что эта роль отличается от того комического амплуа, в котором ее привыкли видеть зрители, но решила, что попробует с ней справиться — сыграть женщину, которая любит и жертвует собой. С первых же сцен образ начал получаться, тем более что он так и был задуман Блие. «Сила и извращение Бертрана в том, что он пишет сценарий, уже представляя, какие актеры кого будут играть, — рассказывает Баласко. — Он знал, какие мы. Увидев меня в “Авоське” — моем первом фильме, где я играла с Изабель Юппер, который был не просто комедией, — он понял, какой я могу быть. Конечно, работая над сценарием, он использовал свои воспоминания, переживания. Но мы все сталкивались в любви с проблемами такого рода. Так было и так будет». И все-таки актрисе приходилось переступать через некий психологический барьер во время съемок некоторых сцен: «Когда о тебе говорят, что ты дура, это бывает нелегко выносить». «В перерывах мы шутили напропалую, это было для нас разрядкой. Мне несвойственно быть пассивной жертвой. Но поскольку из-за своей внешности я всегда снималась в фильмах, где надо мной смеются, я не чувствовала, что смеются надо мной, Баласко. Я не отождествляла себя полностью с персонажем, Колеттой. В жизни я могла бы стать такой, как она, но я сделала всё, чтобы этого не случилось. Я более боевая, вызывающая».

В фильме «Слишком красивая для тебя» Блие, со своей стороны, тоже показал себя вызывающим, нарушителем всех условностей, принятых и в кино, и в обществе. Впрочем, члены жюри Каннского кинофестиваля это только приветствовали, присудив ему в мае 1989 года специальный приз жюри. Это была заслуженная награда картине, благосклонно принятой и критикой, которая сразу поставила Блие в один ряд с Вуди Алленом и Ингмаром Бергманом, несмотря на свойственную ему фривольность. Один журналист подчеркнул с облегчением: «Наконец-то новый взгляд на любовь втроем; это выглядит настолько достоверно, что даже трудно поверить!»

Не менее достоверно звучали послания, к моменту выхода фильма в прокат опубликованные Депардьё в своей первой книге под странным названием «Украденные письма». Поначалу это был скорее личный дневник, который он завел вскоре после смерти матери, последовавшей всего через несколько месяцев после кончины Деде, его отца. Жерар так и смог до конца осознать, что их больше нет. За длинными и великолепно написанными посланиями, то нежными, то неистовыми, которые он посвятил родителям, последовали другие, в которых он обращается к мужчинам и женщинам, оставившим след в его жизни: Барбаре, Трюффо, Деваэру, Аджани, Пиала, Блие. Всего двадцать пять текстов «о стольких же любимых лицах, шумных приключениях или нерушимой дружбе».

Весной 1989 года Депардьё едет в Венгрию, в Сильвашварад, где проходят съемки «Сирано де Бержерака» по пьесе Эдмона Ростана. Режиссер Жан-Поль Рапно пригласил его сыграть заглавную роль. Фильм был задумал несколькими годами ранее Даниелем Тосканом дю Плантье, продюсером кинокомпании «Гомон», и Жаном-Луи Ливи, импресарио актера и племянником Ива Монтана. Для Депардьё это был серьезный вызов. За пьесу Ростана брались многие актеры. У некоторых это выходило великолепно: у Даниеля Сорано в телеспектакле, у Жана Пиа на сцене «Театр Франсе», у Жан-Поля Бельмондо и Жоза Ферре. Прославленные имена — и великая пьеса, сыграть в которой мечтает каждый актер. Почему бы этого не сделать Депардьё, считавшему текст Ростана одним из самых прекрасных образцов любовной лирики? «Это свежо, это необыкновенно». Осталось обойти ловушки пьесы, несовместимые с экранизацией: припевы, повторы и т. д. Текст пришлось серьезно переработать, и этим долгие месяцы занимались Жан-Клод Карьер и Рапно. Что получилось в результате этой, казалось бы, немыслимой затеи? Монологи, конечно, были сильно урезаны, но главное сохранено: устами Сирано Депардьё говорил о хорошо знакомой ему проблеме — «способности любить и одновременно неспособности любить самого себя…». Намек на себя, на свои особенности? После съемок «Вечернего платья» актер поднял этот вопрос в серьезном и патетическом ключе: «Мне больно, когда нападают на мою внешность. От себя никуда не деться. Тогда я пытаюсь выглядеть красивым и интересным».

В этом вся трагедия Сирано — воина-поэта с большим носом, помогающего молодому дворянину завоевать сердце своей кузины, в которую он сам тайно влюблен. Первый хотел бы быть красивым, второй — умным; мучения одного стоят страданий другого. «Физический изъян наводит его на размышления, которые заставляют его попросту отречься от себя, найти себе новое воплощение. Это как ожог всего тела, он постоянно страдает. Его отвага в том, чтобы этого не показывать». Слабый и сильный одновременно, каким друзья порой представляют самого Депардьё? Актер не опровергает этих слов: «Я наверняка на него похож. Впрочем, как и все актеры. Нарываться на опасности и бравировать этим — это от Сирано».

Чтобы актеры овладели текстом, Жан-Поль Рапно устроил три недели репетиций в помещении театра «Опера Комик». Депардьё считал, что это была необходимая работа, хотя для него ничто не могло сравниться с «волшебным» мигом первого появления перед камерой. Он прислушивался к музыке Ростана, следуя ей: «То пианиссимо, то фортиссимо, но никогда не срывая голос. Нужно превратиться в музыкальный инструмент, чтобы играть Сирано…»

На роль полувоздушной Роксаны режиссер, после нескончаемого кастинга, отобрал Анну Броше, молодую актрису классического театра, почувствовав в ней «влюбленность». Депардьё явно одобрил его выбор: он был впечатлен игрой своей партнерши, которую считал мечтательной и образованной девушкой-подростком: «В ней есть чувственность и знание александрийского стиха[51], она умеет произносить стихи единой фразировкой, я такого никогда не слышал…» Главную пару исполнителей окружали замечательные актеры — Жак Вебер, Венсан Перес, Ролан Бертен, Людивина Санье и Сандрин Киберлен, — которых Депардьё развлекал своими проделками. На площадке он был как заведенный, смеялся по любому поводу, сыпал каламбурами и шутками, чаще всего не самыми утонченными. Он, например, обожал говорить о дерьме и перденье — по его мнению, это был единственный способ разогнать грусть-тоску. Это позволяло ему и сосредоточиться перед съемкой, и не заснуть во время неизбежного сеанса гримирования. Каждое утро Жан-Пьеру Эйшену требовалось полтора часа, чтобы «прирастить» Жерару нос Сирано. Накладной нос был изготовлен во множестве экземпляров, за время съемок Депардьё «сносил» сто тридцать носов…