Вольфганг Фауст - Следы «Тигра». Фронтовые записки немецкого танкиста. 1944 Страница 47

Когда Хелман отправился разыскивать сотрудника разведывательных органов, чтобы доложить ему о пленнице, я остался караулить пленницу в одной из боковых комнат, забитых различными припасами. В комнате на стене оказались русские иконы, и пленница, заметив их, благочестиво перекрестилась.

Она стояла напротив меня, я держал на сгибе одной руки МП-40 Хелмана.

Внезапно наступила тишина. После всей этой стрельбы, взрывов и криков это было странное ощущение, и амфетамины в моей крови стали стремительно распадаться, из-за чего я почувствовал себя обессиленным.

– Что они со мной здесь сделают? – спросила меня пленница по-немецки.

– Понятия не имею, – ответил я, хотя на самом деле прекрасно представлял себе те методы, которые могли бы применить к ней. – Как получилось, что вы говорите по-немецки?

Глаза ее были полны слез.

– Я изучала германскую литературу в университете. И я ничего не знаю ни о каких важных военных вопросах, – сказала она, вытерев нос.

Я посмотрел прямо ей в глаза:

– Тогда почему русские солдаты искали вас во всех этих танках? Почему они пытались спасти вас?

– Послушайте, я вам сознаюсь во всем. Дело в том, что я была любовницей одного высокопоставленного русского офицера. Он занимает очень высокое положение, и я была его женщиной. Одной из его женщин. Он командует этой армией и может делать все, что захочет. Думаю, он отдал приказ найти и спасти меня.

Над зданием низко пролетел какой-то самолет, где-то поблизости ударила зенитка. Раздалось несколько взрывов бомб, и все здание вздрогнуло. В коридоре послышались голоса, люди спрашивали друг друга, что происходит. Затем все снова стихло.

– Все это как-то мало похоже на правду, – сказал я. – Как это может русский генерал завести себе любовницу-военнослужащую, в форме, и держать ее в блиндаже на линии фронта?

– Я сопровождала его на линии фронта. Он всюду брал меня с собой, не отпускал от себя. На мне была форма радиста, но на самом деле я была только его любовницей. Он был в блиндаже радистов, когда вы атаковали, и во всем этом хаосе я просто отстала от него.

– Он бросил вас?

– Да.

Я стоял, глядя на нее. Иконы на стене отливали багровым светом заходящего солнца. Ее рыжие волосы были распущены и перепачканы копотью.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Вы хороший человек.

– Я отнюдь не хороший человек.

– Нет, хороший. Вы спасли меня из горящего танка.

– Потому что мне приказал мой командир.

– Вы бы спасли меня в любом случае.

– Нет.

– Да, я верю, что вы сделали бы это.

Где-то вдали раздался взрыв, от которого она вздрогнула.

– Пожалуйста, – попросила она. – Здесь меня будут пытать. Они будут издеваться надо мной. И я ничего не смогу рассказать им, потому что ничего не знаю. В конце концов они убьют меня, но умирать я буду много дней подряд.

Я посмотрел ей прямо в глаза. Она дрожала всем телом, но в ее расширенных зрачках пылали энергия и надежда.

– И все, что было, потеряет смысл, – прошептала она. – Все это будет бессмысленно. Все, что сделали вы, и все, что сделала я, – все это будет бесцельно. Поэтому я и прошу вас сделать так, чтобы это обрело смысл. Хоть какой-нибудь.

Я раскурил сигарету и дал ей. Она затянулась, держа ее дрожащими пальцами, но в глаза мне уже больше не смотрела. Она сказала все, что могла сказать, и решать теперь предстояло мне.

Неужели это правда, что все происшедшее с нами было напрасно? Вся эта стрельба, сожженные тела и машины, все эти жертвы? Мой отец, мать и сестра, навсегда оставшиеся лежать под развалинами в Мюнхене? Большой, неуклюжий Курт и Вильф, летчики и башенные стрелки, все механики-водители, заряжающие и солдаты. Неужели и вправду все, что сделано, было сделано зря?

Невозможно, чтобы это все пропало впустую, решил я. Совершенно невозможно.

В строении имелась дверь, ведущая в сад, где сейчас заснеженные деревья стояли под свинцовым небом. Я открыл эту дверь и сказал ей, чтобы она встала среди деревьев.

Она кивнула и погладила меня рукой по щеке, по-прежнему не глядя на меня.

Миновав дверь, она медленно вышла в сад. Она встала лицом к первому же стоявшему у нее на пути дереву, и я выстрелил в нее из МП-40. Две пули в затылок, это оказалось совсем несложно сделать. Тело ее рухнуло прямо в снег, распластавшись у корней деревьев. Здесь она нашла свою смерть, здесь будет и ее могила.

Мне хватило всего нескольких секунд, чтобы придумать себе оправдание.

В комнату ворвался Хелман в сопровождении офицера со знаками различия разведывательной службы.

– Что случилось, кто стрелял? – набросился на меня Хелман. – И где моя пленница, Фауст, черт тебя подери?

– Она попыталась бежать, герр полковник. Она сказала, что здесь в лесах есть партизаны, что они спасут ее и переправят к русским через линию фронта. Она сказала, что теперь у нее есть информация о наших силах в этом районе, к тому же она запомнила наши позиции. Она попыталась сбежать через сад. Поэтому мне пришлось застрелить ее.

Хелман яростно выругался. Он ткнул меня в грудь своей затянутой в перчатку рукой, обозвал проклятым безмозглым дураком и вырвал у меня из руки свой МП-40. Офицер разведки вышел в сад и осмотрел тело нашей бывшей пленницы, снег вокруг которого уже окрасился красным. Вернувшись в избу, он несколько мгновений, не говоря ни слова, рассматривал меня, пока у меня не пересохло в горле. Затем пожал плечами и отвернулся.

– Да, господа, это потерянная возможность, что весьма прискорбно. Но такие вещи случаются. Во всяком случае, нам надо отсюда уходить. Здесь больше не безопасно. – С этими словами он выглянул в сад. – Вокруг нас вполне могут быть партизаны.

Выйдя на дорогу, по которой мы сюда приехали, я стоял вместе с Хелманом, глядя на то, как штабисты дивизии сжигают документы, а часть из них грузят в машины и грузовики. Все транспортные средства двигались или были готовы двинуться на запад.

– Здесь в самом деле больше не безопасно, герр полковник? – спросил я. – Что это значит?

– Русские переправились по мосту в том месте, где мы обороняли переправу, – сказал Хелман без всякого выражения чувств, просто констатируя факт.

– Они переправились через реку? – не веря своим ушам, переспросил я. – Но ведь мост был взорван. И мы видели это.

Хелман рассмеялся своим крайне неприятным смехом.

– После нашего отъезда авиация русских разбомбила наши силы на западном берегу. У нас не было там зениток, а самолеты люфтваффе так и не появились. Затем русские около часа обрабатывали западный берег «катюшами» и сожгли там все. Все наши танки, всю артиллерию, все это они разбомбили и сожгли. Сейчас русские наводят понтоны, чтобы проложить через реку новый мост там, где был старый. Теперь они будут концентрировать свои бронетанковые силы на нашей стороне, а потом пойдут на прорыв. Они уже теперь двигаются по равнине. – Он снова усмехнулся все тем же смехом. – Этот русский генерал, должно быть, настоящая свинья. Он гонит своих людей на смерть, а они только этого и просят.