Николай Полетика - Вoспоминания Страница 47

Кто мог подумать, что в конторе редакции возрожденного «Киевлянина» В.В. Шульгин фактически укроет от мобилизации и любопытства контрразведки 5-6 «подозрительных» в отношении революционности людей, как минимум – противников монархии? Говорить с нами Шульгин не хотел, и когда кто-нибудь из нас встречался с ним на лестнице или во дворе (сам Шульгин и его семья жили в маленьком белом домике на углу Караваевской и Кузнечной улиц), он не замечал нас. Но в один из сентябрьских дней я наткнулся на Шульгина, который шел из своего домика в редакцию. Его сопровождал внушительный и плотный гражданин лет пятидесяти. Он советовал Шульгину, когда Москва будет взята и в России воцарится «порядок», подумать о том, что русским людям нужно будет заняться «грюндерством» (созданием предприятий истинно-русского капитала) в торговле, промышленности, в банковском деле и вытеснить оттуда инородческий, в частности еврейский, капитал. Шульгин молчал. Его собеседником был, как мне удалось узнать позже, депутат Государственной Думы от Киева АЛ. Совенко, в 1919 г. начальник «Освага» Добровольческой армии.

Я часто встречался в эти дни с Борей Бенаром, и он по старой дружбе рассказывал мне многое, о чем не говорилось в газетах и что позволяло понять тайные пружины Добровольческой армии. Так, он сказал, что Шульгин не верит в успех похода Добровольческой армии на Москву: силы слишком неравны, и народ не поддержит Добрармию, так как боится восстановления монархии и возврата земель помещикам; что в Добровольческой армии, несмотря на все воззвания и прокламации о свободе мнений и федеративном устройстве России, тон задает прослойка кадровых офицеров-монархистов. Они считают и самого Шульгина и А.И. Гучкова изменниками и преступниками перед царем за то, что добились отречения Николая II. С ними, а также с М.В.Родзянко и ПЯ.Милюковым нужно покончить возможно скорее, «но сейчас сделать этого нельзя, так как без Родзянко и Милюкова англичане не дадут денег и снаряжения».

Я задал Боре вопрос: «А что же ты будешь делать, если поход Деникина на Москву кончится неудачей?»

Боря Бенар ответил: «Я эвакуируюсь с Василием Витальевичем за границу и там окончу университет или какой-нибудь высший технический институт».

Я рассказал Боре о себе и Юре, о наших родителях. Узнав, что я хорошо учился и могу быть оставлен при университете для подготовки к профессуре, Боря воскликнул: «Поезжай с нами! Я попрошу Василия Витальевича взять тебя в свой штаб, и если поход Добровольческой армии кончится неудачей, то ты кончишь университет где-нибудь за границей – в Чехословакии, Югославии, а, может быть, даже во Франции, словом, там, где мы устроимся. Иностранный язык ты выучишь и займешься научной работой».

Я поблагодарил и отказался под вежливым предлогом: «Я не хочу и не могу покинуть моих родителей на старости лет. Разве я могу оставить их без помощи, когда мать почти ничего не видит?» В душе я считал Добровольческую армию Вандеей, обреченной на гибель, но не хотел сказать это моему гимназическому другу открыто.

Боря предложил: «Поезжай в Конотоп и посоветуйся с родителями. Не отклоняй моего предложения».

Я ответил, что в любом случае должен уехать с Юрой в Конотоп. Мне лучше на время скрыться из Киева, так как я был корректором в отделе приказов Народного комиссариата военных дел в Советской Украине и легко могу нарваться на донос или уличный самосуд.

Через несколько дней мы с Юрием уехали в Конотоп. До Броваров – 25 километров от Киева на восток – мы дошли пешком через Цепной мост и Дарницу. В Броварах мы с трудом достали место на полу товарного вагона. Поезд шел малой скоростью. На другой день утром двери вагона открылись, и чей-то голос прокричал: «Станция Бахмач! (25 километров на запад от Конотопа). – А затем тот же голос продолжал: – Эге, да тут жиды! Ребята, ходи сюда! Мы сейчас их научим, как ездить по железной дороге!»

Полдюжины солдат Добровольческой армии, ухватив нас за шивороты и под руки, выпихнули меня и Юру из вагона и, подталкивая, попели к станции. Напрасно Юрий показывал документ о том, что он в 19161917 г. дослужился до чина штабс-капитана в царской армии. Старший ответил: «Вот сейчас в штабе разберемся, какой ты офицер! Разве в царской армии были жиды-офицеры?» Мы покорились своей участи и готовились к избиению, если не к чему-нибудь худшему. Но выскочивший из караулки на станции Бахмач офицер, вглядевшись в нас, радостно закричал: «Коля! Юра! Вы живы! Как хорошо!» «Господин поручик! – рапортовал старший унтер. – Вот, нашли жидов, которые в поезде ездиют!» «Это не жиды! – крикнул им поручик. – Это мои друзья. Они живут в Конотопе. Их родители и сейчас там. Это украинцы, студенты, православные. Сейчас же отпустите их!» Ошеломленная стража опустила руки, а поручик бросился обнимать нас: «Как Димка будет рад увидеть вас!»

Это был друг наших гимназических лет, Вова 3. Сколько лет мы играли с ним и его братом Димкой-рыжим в футбол в выемке у железной дороги, сколько лет мы катались на гигантских шагах в саду дома 3. в Конотопе. Совершенно случайная встреча с Вовой спасла нас от избиения или более серьезных истязаний.

Вова 3. проводил нас из Бахмача в Конотоп, а в Конотопе до дома наших родителей, так как боялся, что мы можем наткнуться на какой-нибудь другой патруль. Он хотел.спасти нас от «возможных неприятностей».

Мы сообщили отцу и матери о предложении Бори Бенара уехать с Шульгиным за границу. Мать грустно взглянула на нас: «Как хорошо, Коля, что ты сразу отказался! Как я останусь одна, старуха, почти слепая, без вас? Сереже и Шуре (самые младшие братья) нужно помочь окончить гимназию. Володя и Вася должны окончить свои институты. А главное, вы же видите сами, что вас ждет. Ты же, Коля, правильно считаешь, что это Вандея, обреченная Вандея! Что было бы с вами, если бы вы не встретились случайно с Вовой 3.? Ведь он спас вас!»

Мы пробыли несколько дней в Конотопе и вернулись в двадцатых числах сентября в Киев, нагруженные мешком картошки, крупой и салом. Вова 3. посадил нас в товарный вагон, дав нам в качестве провожатого одного из своих солдат, которому он дал отпуск в Киев. Я сказал Боре Бенару, что мои родители просят не покидать их, так как на старости лет им нужна наша помощь.

В Киеве мы застали большой тарарам: первопрестольная столица готовилась к торжественной встрече Деникина. Газеты были полны сообщений о предстоящем приезде, о параде на Софийской площади перед памятником Богдана Хмельницкого. На памятнике уже восстанавливалась соскобленная Петлюрой надпись о «единой, неделимой». Газеты сообщали день и час прибытия в Киев белого генерала. Он уже в дороге и будет в Киеве 2 октября. Церемониал встречи был также опубликован. Всем домохозяевам было предписано убрать дома русскими трехцветными флагами.