Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916) Страница 47

Только что был в штабе. Войска везут в Травник, когда неизвестно, доедут ли до Люблина, да сверх того знают, что в Холме закупорка, что туда идут с севера и на север, и посылают в Травник, откуда пустому составу нет выхода. Я сказал это Гулевичу, который собирался подписывать телеграмму о движении кого-то на Травник. Из Люблина можно по второй колее повернуть на Любартов, а двигаясь на Травник, только задержим. Железнодорожное наше управление, может быть, не знает дела, но и мы его не знаем. Будет что будет.

На юге с перевозками тоже неразбериха. Гулевич собирался подписать телеграмму о направлении подкреплений тоже на Травник. Холм закупорен, следовательно, подвижной состав попадет в Травник в тупик и выйдет новая закупорка. Высаживаясь в Люблине, можно обернуть подвижной состав назад и высадившись, пойдут походным порядком. Это очень просто.

Зачем вы их высаживаете в Травник? – спросил я его. Разве Вам не ясны последствия от этого? Это мелочи, но их приходится встречать ежедневно.

22-го июня

Сегодня, в исходе 11 часов, в Седлец прибыл Верховный главнокомандующий. Пока начальство совещалось, я сидел у его высочества и мы беседовали. Главнейшая тема нашего разговора касалась удержания за нами Польши и того, что из этого истекало. Я высказал свои доводы, которые не отвечали решению 5-го июня. Удержание за нами Варшавы и линии Вислы после того, что в 1910-м году ее оборона была разрушена{129}, не могло входить даже как соображение политическое. Говорили о наследстве, оставленном Алексееву Рузским и о многом другом, что постепенно привело нас к современному положению. И как в первый раз в Ставке, так и сегодня прозвучала нотка, что он один, что на войну вышел с чужими.

Потом беседовал с великим князем Петром Николаевичем. Великий князь видит, что творится, но находясь в стороне, он не считает возможным вмешиваться и затруднять своего брата. О чем говорили в совещании, знаю только отчасти. Великого князя Николая Николаевича очень беспокоила мысль о Новогеоргиевске. Защищать его или вычистить. И с этим вопросом он два раза обращался ко мне. Я не мог дать определенного ответа, ибо сам не был уверен. Новогеоргиевск с уничтожением Варшавы, и так называемого плацдарма потерял свое значение. Но как бросить то, что в сознании народном – твердыня. Работы по усилению Новогеориевска не окончены. Новый пояс фортов, по словам генерала Гиршфельда, а почти закончен, и с ними Новогеоргиевск, по его мнению, силен. Но это односторонняя точка зрения военного инженера. Не одни сооружения определяют силу крепости. Если напор противника будет продолжаться, то возможно, что придется оборонять и Ивангород, и Новогеоргиевск, ибо некоторым войскам другого выхода не будет.

Но Ивангород приказано оборонять не как крепость, а как укрепленную позицию, т. е. не как круговую. Что касается Новогеоргиевска, то об его оставлении еще не слыхать. Все это печально, но если ценою их обороны мы можем спасти армию, о них жалеть не приходится. Я считаю, что именно для спасения армии и Ивангород, и Новогеоргиевск надо держать, хотя участь их при бедности средств борьбы не подлежит сомнению. Но мы так много потеряли раньше, что потеря нескольких корпусов, за услуги которые они окажут, не так чувствительно. Я все-таки должен сказать, что, рассуждая теоретически, я высказываю за участь положения большие опасения, чем М.В. и в особенности Борисов. Последний смотрит очень спокойно и искренно. И основанием к сему служит опыт с начала войны. Я не обтерпелся. Это верно. Сегодня я говорил М.В., что 6-й и 27-й корпуса надо попридержать – для севера. Это вызвало протест. Дай Бог, чтобы я был не прав.

Я не согласен, что Гвардейский, 6-й и 2-ой Сибирский корпуса подводят так близко. Мне говорят, что опыт войны указывает, что так нужно. Значит, я ошибаюсь. А я думаю, что в нашем положении требуется расчет и выдержка, иначе эти свежие части сольются с расстроенными и будет нехорошо. При обсуждении положения я замечаю, что у М.В. подчас вырываются страстные нотки – это хорошо, но в больших операциях и в таких трудных страсть должна уступать разуму. Для исследователя в будущем многое будет загадкою. Не ясно мне, как эти три корпуса, не говоря об идущих частях, будут управляться. Кто кинет их на чашу весов? Они в распоряжении главнокомандующего; значит, из Седлеца М.В. будет ими управлять. Из состава 6-го Сибирского корпуса Эверт сегодня по телеграфу выпросил одну дивизию. Главнокомандующий дал мне принять эту телеграмму. Я сказал «нет, нет». Вокруг нас стояли другие, и я другого не мог сказать; однако дивизию вечером дали.

Уступчивость М.В. в этих вопросах меня огорчает. Ему очень трудно отказать командующим армиями. Им ведь виднее. Правда я учен и воспитан на немецкой литературе. 30 лет почти слежу за нею, вдумываюсь и применяю их школу, отделаться от этого трудно. Немцы во многом отступили от уроков Мольтке. Но это только внешние формы, суть осталась та же. Меня удивляет Борисов. Он более продолжительное время работал над Мольтке{130} и остальными корифеями немецкого военного дела чем я; эрудиция его в оперативных вопросах очень велика, а теперь он как бы отошел от необходимости планомерности исполнения, и свои выводы основывает, руководствуясь новыми явлениями. Но этих новых явлений я не вижу.

Изменились некоторые приемы – в расчетах времени, как при обороне, так и при наступлении необходим иной коэффициент, но складывается последний из тех же данных, как и раньше, т. е. прежде всего – природы человека. Прошлое слишком коротко и кроме того, по крайней мере у нас, борьба представляет такое разнообразие в частностях, что не вижу побудительных причин в определении, скажем, силы сопротивления при обороне, отказываться от существующих данных и переходить на новые. Очень успокоительно утешать себя, что войска за укреплением представляют сопротивление на несколько недель, но оно зависит не от них только, а от очень многих причин. Мы долго стоим за укреплениями, в особенности там, где нас серьезно атакуют. Но ведь под Горлицами длительность эта была очень кратковременная.

На 24-ое июня назначен отход 2-й армии. Сейчас же попросили отложить. Мотивы – уборка «декавиллек»[37], увоз меди и машин, призыв рабочих от населения (18–43 лет), назначенный на 25-го июня. На сколько отложили, не знаю.

Операция отхода, значит, начнется с 2 армии. Почему не 1-ая.

24-го июня

Два раза великий князь 22-го подходил к вопросу о Новогеоргиевске – держать ли его или нет. Новогеоргиевск после упразднения оборонительных устоев на Висле: Варшавы, Ивангорода и Зегржа и в 1912–13 срыва бетонных построек в Варшаве, потерял военное значение. Он был первоклассен в системе, а один, в стороне, как первоклассная крепость значения не имеет. Ивангород важнее его в данное время. Но Новогеоргиевск существует, и о разжаловании его еще речи нет. Говоря об очищении Ивангорода, М.В. высказывался решительно. Я находил, что обстоятельства могут вынудить защищать Ивангогод даже, если будет приказ очистить его, так как очищение его может оказаться невозможным. Тоже с Новогеоргиевском. Алексеев отлично знает, что вопросы эти требуют заблаговременного решения, что последствия их чрезвычайно важны, а напряжение сил противника не достаточно ясно. Дело не в Варшаве, даже не в Висле, а в армии. Это можно было видеть в первых числах июня, и тогда следовало принять решение, защищать ли не Польшу, а Россию. Но масса людей этого не понимала и не понимают и теперь, но чувствуется, что назревает что-то нехорошее.