Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов Страница 48

звеньях ощущений (links of sensations), но и определяется социальными отношениями, которые конкретно формируют все взаимодействия между людьми, создавая таким образом основу для построения собственно опыта. Как он заметил, «“физическое” есть социально-организованный опыт (т. е. социально-согласованный в общении людей), “психическое” – индивидуально-организованный (т. е. согласованный лишь в пределах индивидуального опыта)»[255]. Другими словами, для Богданова социальная сфера не составляет опыта, а следовательно, реальности. «Мир опыта кристаллизовался и продолжает кристаллизоваться из хаоса. Сила, которою определяются формы этой кристаллизации, есть общение людей. Вне этих форм нет, собственно, опыта, потому что неорганизованная масса переживаний не есть опыт. Таким образом, опыт социален в самой своей основе, и его прогресс есть социально-психологический процесс его организации, к которому всецело приспособляется индивидуально-психический организующий процесс»[256]. Я бы хотела подчеркнуть конкретное значение «организующей» функции в этом контексте. В данном случае организация есть нечто внешнее по отношению к элементам опыта, так как включает в себя социальные, рабочие и личные отношения, однако организация оказывается необходимым условием самого опыта. Пользуясь терминологией Канта, мы можем сказать, что в эмпириомонизме Богданова организация несет «трансцендентальную» функцию.

Идеи Богданова вызвали очень резкую критику, и не только со стороны ортодоксальных марксистов. Неудивительно, что Плеханов считал богдановскую теорию подстановки идеалистической версией махизма и даже более последовательно идеалистичной, чем идеи самого Маха[257]. Более неожиданной была реакция «критического» марксиста Павла Юшкевича, который назвал монизм Богданова «панпсихизмом». Юшкевич считал, что концепция Богданова в конечном счете приведет к растворению физического в психическом. Он задает вопрос: «“Непосредственные” (т. е. в конце концов психические разных степеней) комплексы, прямо воздействующие друг на друга и создающие в своем взаимодействии физический мир, как представление (“отражение”) людей – многим ли это отличается, например, от концепции Шопенгауэра или Беркли?»[258] Даже Луначарский, один из ближайших друзей Богданова и муж его сестры, который в то время стоял на тех же теоретических и политических позициях, резко критиковал богдановскую концепцию подстановки: «гипотетически строить мир подстановок, определяя его все точнее, забывая постепенно самую шаткость и гипотетичность таких опережающих науку шагов неизвестного, делать, наконец, из созданного таким образом наполовину фантазией мира основу и объяснение для мира физического, а не простое и общее его ограничение в пространстве и времени, – значит очутиться en pleine metaphysique. Мы не говорим, что Богданов ударился в такие построения, мы указываем только на опасность, которая словно пропасть разверзается перед нами, когда мы восходим вместе с Богдановым на достигнутую им высоту»[259]. В русских марксистских кругах в первом десятилетии ХХ века идея подстановки Богданова была весьма спорной. Неудивительно, что в 1908 году именно этому вопросу он посвятил значительную часть своего эссе в «Очерках по философии марксизма».

Страна идолов и философия марксизма

После резкой критики материализма Плеханова Богданов посвятил всю pars construens своего эссе «Страна идолов» теории подстановки. Он утверждал, что именно идея подстановки делает возможным создать монистическую – а не фетишистскую – картину мира. «Раз мы знаем, что элементы опыта, физического и психического, одни и те же (цвета, тоны, пространственные элементы, элементы твердости, тепловые и т. д.), то говорить о “психических” явлениях, как и о “физических”, мы можем только в смысле определенной их связи, но отнюдь не особого материала. Эта связь “психического” есть ассоциативная, как связь “физического” – объективно-закономерная – оба признака для двух частей опыта “конститутивные”, определяющие, – при отсутствии которых не может быть речи о психических или физических явлениях»[260]. «Физическое» и «психическое» состоят из одних и тех же элементов, которые сначала представляются неорганизованными ощущениями. Как объясняет Богданов: «…физический опыт, как опыт, представляет еще более высокую ступень организованности, чем опыт психический. Физическое “тело” кристаллизуется для человеческого сознания из бесчисленных отдельных восприятий и их познавательной обработки, обработки коллективной, социальной, как и все познание»[261].

Эти идеи очень близки тем позициям, которые были высказаны в «Эмпириомонизме». Однако роль организованности здесь несколько иная. Установив монистический принцип, согласно которому весь опыт состоит из элементов лишь одного вида, в своем эссе 1908 года Богданов задает вопрос: «Каким путем неорганическое переходит в органическое, безжизненное в живое?» и так отвечает на него: «Таким путем, что оно организуется. Неорганические, составные части почвы и воздуха организуются в белки, крахмалы и другие ткани растений; эти ткани растений вместе с разными опять-таки неорганическими веществами перерабатываются травоядными животными, организуясь в ткани их тела; ткани этих животных вместе с растительным и неорганическим материалом организуются дальше в организмах плотоядных и всеядных животных, к числy которых принадлежит человек. Каким путем органическое переходит в неорганическое, живое в безжизненное? Путем дезорганизации, разложения»[262]. Согласно данному отрывку, организация – это процесс, происходящий в самой природе, до какого-либо знания, некая предварительная данность. Организация – это не схема, по которой люди выстраивают свой мир, но существенная структура самого мира, поскольку «весь Universum представляется <…> как непрерывный ряд комбинаций, материал которых приблизительно один, – тот же, что элементы опыта; строение же их различно по степени и по типу организованности, от стихийного “хаоса” элементов до стройного, коллективно обработанного опыта социальных существ»[263]. Например, «“человек” А, взятый как совокупность переживаний, сознательных и вне сознательных, как входящих в его систему опыта, так и ускользающих от нее, есть непосредственный комплекс элементов, очень сложный и очень высоко организованный. Другой человек В, взятый также “в себе”, есть другой непосредственный комплекс, приблизительно так же организованный. Животное С, с этой же точки зрения, представляет из себя третий непосредственный комплекс, низшей и менее сложной организации. Бактерия Д обладает “в себе” еще значительно более низкой организованностью. Наконец, кристалл Е, взятый независимо от опыта людей и животных, стоит несравненно ближе не только человека и животного, но и растительной клетки – бактерии – к тому пределу, который характеризуется полной неорганизованностью, т. е. к “хаосу” элементов. Все эти пять комплексов, принимаемых в нашей “подстановке”, вовсе не изолированы один от другого, но находятся в общей связи мирового процесса и взаимно действуют друг на друга, “отражаются” один в другом»[264].

«Всеобщая подстановка» позволяет объединить различные комплексы в одном универсуме, который по-разному организован на разных уровнях сложности. Богданов приходит к выводу: «Идея всеобщей подстановки выражает единство познавательного метода по отношению ко всему опыту с его качественной стороны: устанавливается качественная непрерывность всякого возможного опыта прямого и последнего, как взаимно связанных и взаимодействующих комбинаций одного и того же материала на различных стадиях его без конца прогрессирующей организации. <…> Принцип всеобщей эмпирической подстановки есть распространение на всю природу,