Евгений Чазов - Здоровье и власть. Воспоминания «кремлевского врача» Страница 48

Брежнев, несмотря на снижение способности критического восприятия, бурно переживал это событие. Больше всего его возмущал тот факт, что только 10 сентября, незадолго до этих событий, он принимал Тараки, обещал ему помощь и поддержку, заверял, что Советский Союз полностью ему доверяет. «Какой же это подонок — Амин: задушить человека, с которым вместе участвовал в революции. Кто же стоит во главе афганской революции? — говорил он при встрече. — И что скажут в других странах? Разве можно верить слову Брежнева, если все его заверения в поддержке и защите остаются словами?» Приблизительно в таком же духе, как говорил мне Андропов, Брежнев высказывался в его присутствии и в присутствии Устинова. Вряд ли эти замечания Брежнева сыграли роль катализатора вторжения в Афганистан, но то, что события, последовавшие за убийством Тараки, и потеря доверия к Амину со стороны Брежнева и его окружения сыграли роль в вводе войск в Афганистан, нет сомнения. Именно после этих событий началась подготовка к вторжению.

Надо сказать, что вину за афганские события, наряду с теми, кто отдал приказ о введении войск, несут и те, кто представил руководству однобокую информацию. В то время мне нередко приходилось встречаться с Андроповым, и никогда за все 17 лет знакомства я не видел его в таком напряжении. Мне кажется, что непосредственно перед вводом советских войск в Афганистан у него, в отличие от Устинова, появлялись периоды неуверенности и даже растерянности. Но он очень доверял своим источникам информации, которые способствовали созданию определенного представления о ситуации в этой стране и возможных путях ее разрешения. Считалось, что если изолировать Амина и его окружение, поставить вместо них в руководстве новые лица, поддержать это руководство военной силой, то все встанет на свои места. Вот почему такое значение придавалось изоляции отборных частей, которые находились в подчинении брата президента Афганистана. Для этого надо было до вторжения удалить под любым предлогом Абдуллу Амина из Кабула. Правдами и неправдами это удалось сделать. На следующий день после отъезда Абдуллы Амина из Кабула начался ввод советских войск в Афганистан. Без больших потерь с советской стороны вместо Амина во главе партии и государства был поставлен Бабрак Кармаль. Однако, вопреки информации, все произошло наоборот — ввод войск обострил ситуацию.

Вторая ошибка этих лиц заключалась в поддержке именно Бабрака Кармаля. На протяжении многих лет мне пришлось с ним встречаться. Это милый, приятный, интеллигентный человек, начитанный, с которым интересно поговорить, тем более что он прекрасно знает английский язык. Но он рафинированный интеллигент, лишенный организаторского таланта, не способный повести за собой людей, вселить в них веру в пропагандируемую идею. Каждый раз, когда я с ним встречался, он выглядел растерянным, подавленным свалившейся на его плечи ответственностью. У меня было такое впечатление, что, изолированный в своем дворце, он не знает, что делать, как выйти из создавшегося положения. Он начал злоупотреблять алкоголем, появились изменения со стороны печени, и нам пришлось строго его предупредить о необходимости соблюдения режима. Он соглашался, но, по-моему, продолжал вести прежний образ жизни. Я предупредил Андропова, который опекал и поддерживал Кармаля, что если тот не прислушается к нашим рекомендациям, то все может кончиться печально. Знаю, что Андропов неоднократно говорил с Кармалем на эту тему, но эффект был незначительным. Вообще вокруг фигуры Кармаля шла какая-то непонятная, скрытая борьба различных ведомств — КГБ, армии, дипломатов, партийных советников.

Я всегда удивлялся, почему его так поддерживают некоторые из руководителей не самого высокого ранга, пользовавшиеся в то же время большим доверием Андропова и Устинова. Конечно, у меня есть определенные предположения, но в этой книге я хочу излагать только объективный материал, то, что я знал и видел, а не гипотезы. Уверен только в одном — если бы на первом этапе афганских событий во главе партии и государства стоял человек типа Наджибуллы[98], весь ход событий был бы иным и не было бы стольких слез матерей, потерявших своих близких. Вспоминая период перед вторжением советских войск в Афганистан, разворот событий, уверен, что решение о начале афганской войны было достоянием многих лиц, и мифом является утверждение о том, что о нем знала только узкая группа в руководстве страны.

Можно было бы много говорить об информированности различных кругов советского общества о той ситуации, которая складывалась в конце 70-х — начале 80-х годов, говорить о начавшемся разложении общества, когда на махинации, приписки к выполненным работам, коррупцию, мелкое воровство стали смотреть как на неизбежное зло. Была единственная организация, которую боялись и которая сохранила, больше благодаря своему руководству, бескорыстное служение тому государственному строю, который ее породил. Это был КГБ, защищавший идеи социализма, единство многонационального государства и существовавшие порядки. Эта организация не только контролировала жизнь общества, но и регулировала общественное мнение, в том числе и путем подавления идей, не совместимых с идеями социализма или существующего государственного строя. Эта многоликая и могущественная организация, подчинявшаяся через Андропова только Брежневу, предопределяла не только решение многих вопросов, но и в определенной степени жизнь общества.

Защита имени Брежнева, его престижа была одной из важных задач этой организации. И, видимо, она успешно справлялась с этой задачей, если на протяжении многих лет общество не знало об истинном состоянии дел в руководстве страны и терпело, а в какой-то степени и сочувствовало больному лидеру страны.

Такой же защитой и созданием определенного образа мудрого руководителя страны, тесно связанного с народом, занимался и мощный пропагандистский аппарат КПСС. Вспомним тот искусственно созданный бум, захвативший не только простых людей, но и представителей творческой интеллигенции после выхода в свет в 1978 году так называемых воспоминаний Брежнева «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Я совершенно случайно узнал, что готовится издание таких «воспоминаний». Однажды в разговоре Брежнев сказал, что будет очень занят, так как с товарищами должен поработать над материалами воспоминаний. «Товарищи убедили меня, — продолжал он, — опубликовать воспоминания о пережитом, о работе, войне, партии. Это нужно народу, нужно нашей молодежи, воспитывающейся на примере отцов». «Товарищи убедили» — это я слышал от него не раз, когда он получал либо орден, либо Золотую Звезду Героя, либо звание маршала.