Алексей Полянский - Ежов (История «железного» сталинского наркома) Страница 48

Я не трус. Я бы принял и ошибочный, несправедливый приговор, сделав последний, даже никому не нужный, жертвенный шаг для партии, но умереть с сознанием того, что мой больной ребенок обречен на такие жуткие муки и терзания, — выше моих сил.

Мог ли я рассчитывать по прибытии в СССР на справедливое разбирательство моего дела? — Нет и еще раз нет! Вот мотивы:

1. Факт не открытого вызова меня домой, а организация западни на пароходе уже предопределило все. Я уже был занесен в список врагов народа еще до того, как моя нога вступила бы на пароход.

2. Я оказался бы в руках преступника Дугласа, который из низменных личных побуждений уничтожил 2-х честнейших коммунистов.

Этого мало. Мне известно, что Дуглас дал распоряжение об уничтожении героя войны Вальтера, добровольно проведшего 16 месяцев на передовой линии огня. Имя этого Вальтера является одним из нескольких популярнейших имен, известных каждому солдату. Это распоряжение было отдано Дугласом на основании необоснованных слухов, что у него, мол, «нездоровые настроения, могущие привести к невозвращенчеству…».

Честные люди не пошли на исполнение этого преступного приказа. Вальтер вскоре добровольно поехал домой с радостным чувством выполненного задания партии. Есть много других примеров, характеризующих преступность этого человека (Д.), готового из карьеристских мотивов погубить десятки заведомо честных людей и партийцев, лишь бы создать видимость оперативной работы и успешной борьбы с врагами.

В поисках популярности этот карьерист Дуглас в присутствии большинства моих работников выбалтывал ряд важнейших ведомственных тайн. Он терроризировал моих сотрудников перечислением десятков фамилий наших бывших работников, расстрелянных без суда (в освещении, достойном «Нового времени»). Сам Дуглас, да и кроме него даже честные работники, приезжавшие из дому, терялись в догадках: на основании чего были признаны шпионами и расстреляны без суда даже такие наши работники, которые пользовались полным доверием, в то время как с их бывшей сетью продолжают работать и поныне? И, действительно, если П., например, был шпионом, то как же продолжают работать с таким человеком, как «Тюльпан», которого он сдал. Как он не предал «Тюльпана»? Или, если М. Был шпион, то как же он не предал «Вайзена», «Зенхена» и других, с которыми продолжают работать до сих пор.

Вот вкратце причины, заставившие меня, человека преданного партии и СССР, не идти на заготовленную мне карьеристом и преступником Дугласом ловушку на пароходе.

Я хочу, что Вы по-человечески поняли всю глубину переживаемой мною трагедии преданного партийца, лишенного партии, и честного гражданина, лишенного своей родины.

Моя цель — довести своего ребенка до совершеннолетия.

Помните всегда, что я не изменник партии и своей стране. Никто и ничто не заставит меня никогда изменить делу пролетариата и Сов. власти. Я не хотел уйти из нашей страны, как не хочет рыба уйти из воды. Но преступные деяния преступных людей выбросили меня как рыбу на лед… По опыту других дел знаю, что Ваш аппарат бросил все свои силы на мое физическое уничтожение. Остановите своих людей! Достаточно, что они ввергли меня в глубочайшее несчастье, лишив меня завоеванного моей долголетней самоотверженной работой права жить и бороться в рядах партии, лишив меня родины и права жить и дышать одним воздухом совместно с советским народом.

Если Вы меня оставите в покое, я никогда не стану на путь, вредный партии и Сов. Союзу. Я не совершил и не совершу ничего против партии и н. страны.

Я даю торжественную клятву: до конца моих дней не проронить ни слова, могущего повредить партии, воспитавшей меня, и стране, взрастившей меня.

Швед

Прошу Вас отдать распоряжение не трогать моей старухи-матери. Ей 70 лет. Она ни в чем не повинна. Я последний из 4-х детей, которых она потеряла. Это больное, несчастное существо».

Ежов с раздражением бросил на стол который раз уже им перечитанное и доставившее ему столько неприятностей письмо. Он вышел из-за стола и стал ходить по кабинету, надеясь хоть как-нибудь успокоиться. Но нервы сдавали, дрожали руки, перехватило дыхание. Николай Иванович открыл шкаф и достал графин с водкой.

Под кодовым именем Швед значился резидент НКВД в Испании Александр Орлов. П. и М. означали соответственно кодовые имена Петр и Манн уже к тому времени арестованных парижского резидента НКВД Станислава Глинского и разведчика-нелегала Теодора Малли. «Вейзе» и «Зенхен» были члены кембриджской группы Дональд Маклейн и Ким Филби, в вербовке которых Орлов принимал активное участие.

Материалы о двурушничестве Орлова стали поступать с конца прошлого года от находившихся под следствием связанных с ним ранее разведчиков. Кто-то показывал о его симпатиях к троцкистам, проявившихся якобы еще в двадцатых годах, кто-то признавался в совместной работе с Орловым на немецкую разведку. Весной, исполнявший после смерти Слуцкого обязанности начальника 7-го отдела (внешней разведки) ГУГБ НКВД Шпигельглас стал настаивать на отзыве и аресте Орлова. Ежов хорошо знал о неприязни между Орловым и Шпигельгласом, об их старой вражде, но тем не менее поддержал предложение последнего. Судьба резидента в Испании была предрешена, и поднаторевший в подобных делах Шпигельглас приступил к разработке плана по вывозу Орлова в Москву.

Вызов телеграммой для «консультаций» отпал сразу. Орлов вряд ли бы поверил, что его ждут в Москве в столь горячее в Испании время. К тому же он хорошо знал этот прием, к которому часто прибегали для отзыва из-за рубежа и ликвидации его сослуживцев. Такой вызов вспугнул осенью 1937 года руководителя нелегальной резидентуры в Голландии Вальтера Кривицкого, возможно, сообщника Орлова. Оставалось только одно — вывести Орлова из Испании силой.

Шпигельглас предложил направить для этого в Мадрид спецгруппу из двенадцати человек якобы для охраны Орлова, которая и должна была захватить резидента. Ему послали телеграмму, что, согласно перехваченным документам, генеральный штаб франкистов готовит его похищение и поэтому ему необходима усиленная охрана из кадровых сотрудников НКВД. Но Орлов, по-видимому, разгадал этот маневр. Он ответил, что охрана из Москвы ему не нужна, так как его уже начали охранять десять фанатически преданных ему немецких членов Интернациональной бригады. Направлять группу из Москвы теперь уже не имело смысла. Надо было придумывать новую уловку.

Десятого июля 1938 года Орлову была направлена телеграмма с предписанием прибыть в Антверпен и подняться на борт советского парохода «Свирь». Там его должен был встретить Шпигельглас со своими ассистентами.