Александр Дугин - Украина: моя война. Геополитический дневник Страница 48

1991 год был годом страшной катастрофы, когда рухнула великая держава. Это в равной степени трагедия и для советских патриотов (национал-большевиков), и для консерваторов, исповедующих Большую Россию. Территория СССР являлась прямым продолжением Российской империи, и земли и народы, в нее входившие, были интегрированы в Россию задолго до большевиков. Любой русский, не осознающий распад Союза как национальную трагедию, — либо невежа, либо предатель. Поэтому в глазах Русской партии распад СССР был совершенно нелегитимным историческим событием. Это было помутнение сознания, удавшаяся провокация, подлая интрига, геополитическое преступление. Это было предательство.

Как сегодня неонацисты в Киеве способствовали развалу Украины под влиянием американских либералов, так то же либеральное лобби (но в этом случае без «националистического прикрытия») развалило СССР. Вот тогда-то и были заложены на постсоветском пространстве основания системной русофобии, ставшей неотъемлемой частью националистических режимов стран Балтии, Украины, Грузии, отчасти Молдовы и т. д. Поэтому в истоке нынешних украинских неонацистов из киевской хунты лежит та же всеобщая для стран Большой России (СССР) катастрофа — катастрофа 1991 года.

6

1993 год и конкретно столкновение Ельцина и Верховного Совета были победой либералов-западников над группой патриотов в правящей элите. И здесь для «третьей России» понятия «друг/ враг», «правый/виноватый» расставлены однозначно: либералы-реформаторы и американские кураторы были на стороне Ельцина, осуществившего противозаконный государственный переворот и расстрелявшего свой народ, а патриоты — на стороне Верховного Совета. Павшие защитники Белого дома — герои, а Ельцин, до этого разваливший СССР, — кровавый преступник. Однако в 1993 году Ельцин начал отчаянно тормозить те же либеральные, строго деструктивные реформы, которые поддержал вначале и на волне которых пришел к власти. Так он жестко воспротивился отделению Чечни. При этом наиболее последовательные либералы не только поддерживали этот курс, но и оказывали Дудаеву информационную, политическую, финансовую и даже военную поддержку (передача оружия сепаратистам в Чечне).

Первая Чеченская кампания при всем ее ужасе, ненужных жертвах и противоречиях была чрезвычайно важна: с этого момента шествие либералов-западников было приостановлено, в обществе стали отчетливо проявляться первые патриотические мотивы. Сквозь «первую Россию» смутно забрезжила «вторая Россия», чье время пришло, однако, намного позже.

В 1998 году дефолт и бомбежка США Белграда, а также патриотическая линия премьера Примакова обозначили конец 90-х. Но по-настоящему эта отвратительная русофобская эпоха разложения и вырождения завершилась вместе с приходом к власти Путина.

Путин остановил распад страны, Вторая Чеченская кампания восстановила ее территориальную целостность. С точки зрения патриотов, это был радикальный шаг вперед. Именно отсюда начинается широкая поддержка Путина патриотическим лагерем и широкими слоями населения.

Параллельно здесь же складывается и либеральная оппозиция — как радикальная (Березовский, Гусинский, несколько позднее Ходорковский и т. д.), атакующая Путина со стороны, так и умеренная, действующая изнутри путинской системы.

Мало-помалу умеренные либералы перемещались в стан радикальных (как Касьянов, Илларионов и т. д.). Но так как «вторая Россия» допускала либерализм и даже отдавала ему приоритет в целом ряде направлений (в частности, в финансовой политике, в макроэкономике и т. д.), то поле деятельности для либералов сохранялось и внутри путинской модели.

С точки зрения патриотов (Русская партия), «вторая Россия» была намного лучше, чем «первая», но намного хуже, чем та, которой она должна была бы стать по их представлениям.

«Вторая Россия» была основана на определенном консенсусе либералов и патриотов: максималисты, слишком радикально настаивающие на своем, оказывались вне системы, а в центре либеральные и патриотические тенденции более или менее уживались (не без проблем).

С одной стороны, «вторая Россия» не устраивала ни «первую Россию» (1990-е), ни «третью» (представленную лишь проектом), а с другой — у обоих антагонистических лагерей все же были определенные социальные ниши. При этом ситуация не менялась ни в ту ни в другую сторону. Это и было зафиксировано в тезисе о «суверенной демократии». Патриотам предназначался суверенитет, либералам — демократия. Никто не был счастлив в этом компромиссе, но все же это было терпимо.

7

Нетерпимым (для патриотов) стал период правления Дмитрия Медведева, когда либералы снова усилили свои позиции.

Однако война с Грузией и признание независимости Южной Осетии и Абхазии показали, что и при Медведеве определенный, причем действенный, реальный патриотизм сохраняется.

Для «третьей России» военные действия России в Грузии были настоящей победой. Для «первой России» — доказательством полного отхода «российского режима от норм демократии и либерализма», то есть отрывом от американских инструкций.

События на Болотной и радикализация протестных действий отчаявшихся и обманутых «третьим сроком» либералов показали Путину всю глубину внутриполитических противоречий: против народного русского президента выступила прозападная русофобская элита, подогреваемая сочувствием не только США, но и значительной части того политического класса, которая сохраняла видимую лояльность Путину.

Но настоящим рождением «третьей России» является воссоединение с Крымом. На сей раз Путину противостоит вся мощь США и их покорных европейских марионеток.

«Болотная оппозиция» открыто выступает под неонацистскими флагами Бандеры в знак солидарности с украинским Майданом. И этому маршу предателей открыто симпатизируют многие влиятельные фигуры из путинского окружения: эти «лучшие люди России» дефилируют по Москве, следуя (по иронии патриотических чиновников из мэрии) маршрутом пленных нацистов.

Мы живем в точке окончательного оформления «третьей России», патриотического общества. Это значит, что отброшенные в пользу радикального западнического либерализма в самом начале короткого исторического пути Российской Федерации патриотические идеологии — консервативная и национал-большевистская — снова приобретают актуальность.

Именно в этом смысл сегодняшних событий: воссоединение с Крымом как начало восстановления Большой России (СССР), борьба за Юго-Восточную Украину (Малороссию), окончательная утрата последних иллюзий относительно Запада (его двойные стандарты сегодня очевидны даже младенцам).