Виталий Старцев - Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского Страница 48

Документ № 6 от 19 ноября 1917 г. от имени «Разведывательного бюро БГШ» рекомендовал Совнаркому восемь офицеров из числа немецких военнопленных в «качестве военных советников». Подобное предложение вполне можно показаться Э. Сиссону правдоподобным. Не надо забывать, что в Петрограде с конца 1917 г. реально действовала немецкая военная комиссия по делам военнопленных, сотрудничавшая с советскими властями. А в коридорах «Европы» Сиссон даже столкнулся с проживавшим на том же этаже графом Вильгельмом Мирбахом! Но всего этого казалось мало Оссендовскому, и в эту правдоподобную ситуацию он вплетает и фантастический элемент: офицеры направлялись, «как было согласовано на совещании с Лениным, Зиновьевым и другими в Стокгольме во время возвращения в Россию»20.

Но самый смехотворный документ из этих семи, образующих первую главу брошюры «Германо-большевистский заговор», это последний — № 7. «Разведывательное бюро БГШ» дает указание «комиссару по иностранным делам» о том, что «по приказу местного отделения Германского Генерального штаба следующие лица должны быть переизбраны в состав ВЦИК…» Документ датирован 12 января 1918 г.21 В это время проходил Третий Всероссийский съезд Советов. Хотя большевики уже доминировали на нем, но там все еще продолжалась ожесточенная политическая борьба. Эсеры, меньшевики всех оттенков были среди делегатов и были избраны, хотя и в небольшом числе, в состав ЦИК. Но оказывается, это Германский штаб решал, кого избрать в ЦИК, а Ленин и Троцкий послушно выполняли его волю! Большевики и сочувствующие им составляли только 647 делегатов из 1130, или 57,3 %. Там были 281 левый эсер и сочувствующий им, 19 эсеров-максималистов, 41 правый эсер и центрист, 18 меньшевиков-интернационалистов. 24 прочих меньшевика22. В новом ЦИК, реально избранном съездом, из 306 человек 160 были большевиками, 125 — левыми эсерами, 7 — эсерами-максималистами, 7 — правыми эсерами, 2 — меньшевиками. 2 — меньшевиками-интернационалистами, 3 — анархистами23.

Присмотримся теперь к фамилиям, названным Оссендовским. Кроме известных большевистских лидеров — Троцкого, Ленина, Зиновьева, Каменева, Иоффе, Свердлова, Луначарского, Коллонтай (все они. заметим, кроме Свердлова, были скомпрометированы приобретенными Сиссоном «документами»), упоминались также «замаранные» документами первой серии Мартов и Стеклов. А дальше среди оставшихся 14 человек шли немецко-еврейские фамилии: Гольман, Фрунзе, Ландерс, Мильк, Соллерс, Штудер, Гольберг, Петере, Фабрициус. Далее шли «уличенные» в связях с немцами Раскольников и Володарский. Таким образом, подсказывался вывод, что и высший орган власти Советской России формируется под немецким контролем и из германских агентов разного рода.

Документы №№ 4–7 были переданы Э. Сиссону в виде фотокопий, следовательно, он получил их во второй половине февраля 1918 г В это время он уже сделал выбор и готов был верить всему, что подсовывал ему Е. П. Семенов. Насколько можно судить по поведению Сиссона, его письмам, которые я читал в значительном количестве в его фонде в Национальном архиве США, и содержанию его мемуаров, он был в общем-то человеком порядочным и простым, даже доверчивым. И в то же время абсолютно не подготовленным к той миссии, для выполнения которой его послали в Россию. В русском социализме, который стал главной отличительной чертой страны после Февральской революции, он совершенно не разбирался. Поэтому встреча с таким мощным и изощренным интеллектом, каким обладал А. М. Оссендовский, оказалась для Сиссона роковой. Получаемые от Семенова документы были липкими, как паутина, они вцеплялись кошачьими когтями и в душу, и в разум. Их сложная многоэтажная структура, сочетание реальных событий, «под которые» они создавались постфактум, с вымышленными, но отвечавшими ожиданию клиента, употребление фамилий, которые были упомянуты в прессе или были у всех на слуху, вперемежку с гораздо большим количеством фамилий придуманных — все это убеждало в подлинности предъявленных документов, в раскрытии страшных секретов и тайн, покоряло, брало в плен. В этом эмоциональном поединке А. М. Оссендовский и его подручные взяли верх над практичным, но лишенным критической научной жилки американцем. Буйная, питавшаяся ненавистью и обидой фантазия романиста оказалась сильнее рационального ума порядочного человека, к тому же американского патриота и противника Германии.

Мы подробно разобрали семь документов первой главы Доклада Сиссона, чтобы показать, какими средствам и добивались Оссендовский и Семенов желаемого результата от своих контрагентов, и прежде всего от Э. Сиссона, а также продемонстрирован., как под ударами клавиш его пишущих машинок рождались уродливые образы циничных и трусливых калифов на час, приведенных к власти германскими деньгами, изменников. предающих союзников и друзей своей страши, превращающих родину в колонию хищнического германского империализма.

Как мы и говорили, в нашу задачу не входил подробный анализ всех «документов Сиссона». Пожалуй, с точки зрения методики работы главного фальсификатора А. М. Оссендовского важно познакомиться еще с документами №№ 32 и 43. Документ № 32 является «совершенно секретным письмом» «Разведывательного бюро БГШ» народному комиссару по иностранным делам от 6 февраля 1918 г. Начальник бюро Р. Бауэр просит немедленно выдать турецкому подданному Карпу К. Миссирову русский паспорт «вместо отобранного у него, выданного ему в 1912 г. на основании прилагаемого к сему национального паспорта». Паспорт действительно приложен. Он, как и само это письмо, были в оригинале доставлены Э. Сиссону. Миссиров, видимо, был реальным лицом, и данный турецкий паспорт действительно принадлежал ему когда-то. Но еще в 1912 г. он был сдан в обмен на русский паспорт, о чем на обороте турецкого и сделана соответствующая надпись. Каким путем этот подлинный документ попал в руки Оссендовского, мы не знаем. Но он подал ему счастливую идею: «Агент К. Миссиров, — говорится далее в "немецком" документе, — направляется в штаб русского Верховного командования, где согласно происшедшим переговорам между ген. Гофманом и комиссарами Троцким и Иоффе он будет вести наблюдение за деятельностью начальника штаба ген. Бонч-Бруевича в качестве помощника комиссаров Кальмановича и Фейерабенда»24. Логично было бы, чтобы к письму был приложен не этот, давно погашенный турецкий паспорт, а тот, который был у него «отобран». Но Сиссона это не смутило: «Обратите внимание, — пишет он в своем примечании к факсимиле этих документов, — на свежую печать Nachrichten Bureau!» И действительно. Оссендовский проделывает следующие операции на обороте турецкого паспорта Миссирова: внизу в правом углу делается пометка от имени этого бюро о взятии паспорта и прикладывается его печать. А выше по-русски написано: «Л» 873. На имя Михаила Петровича Теряева». Затем фамилия зачеркивается и вместо нее вписывается; «Петра Лукича Ильина». Теперь вернемся к письму «Разведывательного бюро». На нем вверху якобы от имени Троцкого сделана помета: «Запросить т. Иоффе. Л. Т.». Ниже: «Согласно условию подлежит исполнению. А. Иоффе». И наконец: «Паспорт на имя П. Л. Лукина выдан. 7. II.». Оссендовскому не откажешь в изобретательности. В дело годилась и «гнилая веревочка». Вот и турка Миссирова (Турция-то ведь тоже вражеская держава, и ее представители сидели в Брест-Литовске) он посылает в Могилев следить за русским патриотом генералом М. Д. Бонч-Бруевичем в дополнение к двум евреям-комиссарам. Сиссон сделал к этому примечание о том, что Троцкий и Иоффе в сговоре с Гофманом «предали командующего русской армии, когда он попытался защитить Россию против Германии»25.