Фернан Мейссонье - Речи палача Страница 48

Какая голова от какого тела?

Маленькие гробы отнимали больше времени. Но это было практичнее. Так мы не могли ошибиться головой. Да, когда казнят нескольких — двое, трое, четверо казненных, — проблема в том, чтобы положить затем головы вместе с телами! Потому что в корзине получается забавно: какая голова от какого тела? Фу! Самое ужасное было в тот раз, когда пятеро осужденных были казнены в один день. Пять осужденных за пять минут. А потом в корзине пять тел, вперемешку. Но нельзя же положить голову с другим телом. Нужно уважение. Разумеется, когда в корзине пять тел, трудно сказать, какое тело с какой головой. Потому что с голым торсом, разрезанной рубашкой… странное дело, тело без головы, на нем нет никакого ориентира. Понятия не имеешь, не знаешь. Мы не могли знать, какая голова была от какого тела. Это всегда было трудно, особенно для нас, ведь мы их видели только за тридцать минут до казни. И на самом деле только охранники могли узнать. Они привыкли, они знали этих парней. Они объясняли работнику похоронного бюро, что вот эта голова должна быть с этим телом. Вот это Мохамед, а это Саид… Да, их узнавали охранники. Шесть-восемь месяцев они жили вместе, охрана и осужденные. Но мы не могли этого сделать. И что тогда? Может быть, мы положили какую-нибудь голову с другим телом. Может, такое и случалось. Даже охранники иногда уже не знали! Да, когда в корзине было три-четыре обезглавленных тела, охранники колебались. Поди узнай, какая голова от какого тела? Один говорил, эта голова от этого тела; другой говорил, нет, от того.

Уже и не помнили. Много раз между охранниками бывали споры по поводу голов. Я слышал, как они говорили: «Нет, эту голову надо положить сюда. Это Али. А то Мохамед».

В Алжире я не ездил на кладбище. Погребением тел мы не занимались, это было не нашей работой. Для этого стоял катафалк. Только из уважения я старался положить каждую голову с ее телом. Я не был ответственен за это и мог бы даже смешать их, но это было бы подло с моей стороны. Может быть, бывали ошибки. Пытаюсь представить себе Сансона; в 1794 он казнил несколько десятков в день. У него не было такой проблемы, потому что они хоронили их в общей яме. С десятками тел они бы на кладбище не смогли подобрать головы к каждому телу.

В зависимости от тюрьмы

Если сама казнь протекает всегда одинаково, поведение других заключенных может значительно различаться в зависимости от тюрьмы, от одной центральной тюрьмы к другой. Все зависит от тюрем, а также от времени, особенно в период с 1956 по 1959. Так вот, я сказал, что отец давал охранникам наручники для осужденных, но иногда охранники приводили их, просто удерживая за руки, по два охранника на заключенного. В канцелярии на них надевали наручники и заканчивали их связывать. Иногда я видел и такое, что заключенные сидели — я только связывал щиколотки — и курили. Руки у них были свободны. Видно было, что тут мы имели дело со спокойными. Но все-таки таких было меньшинство.

В Алжире до середины 1950 годов не было скандалов. Директор и начальник охраны по-своему умели заставить себя уважать. Парни устраивали беспорядок? Они входили в камеру, и парням оставалось только держаться… Но потом, в ходе «событий» и почти до конца 1958 в дни казни были скандалы. Я думаю, что новый директор боялся действовать. Напротив, в Оране и в Константине — никаких скандалов. Да, думаю, что это зависит от отношения директора. В 1957 году во время «событий» в Барберусс, тюрьме Алжира, когда бывали казни какого-либо осужденного из Партии алжирского народа (националистского движения Алжира), политической группы, отколовшейся от ФНАО, все три сотни приговоренных к смерти и другие уголовники оставались спокойными. ФНАО и Партия алжирского народа были в ссоре. Партия алжирского народа — это была партия Мессали Хаджа. За независимость, но не в крови, как ФНАО. Они были в меньшинстве, поэтому обходилось без гимна ФНАО. И напротив, при казни осужденных из ФНАО атмосфера создавалась невероятная. Чудовищный шум, крики. Тысяча заключенных орала, вопила в тюрьме и распевала гимн ФНАО. Барберусс находится на высотах Алжира, на вершине Касба. Представьте себе, больше тысячи парней орут вот так вот в три часа ночи? Настоящий содом. Фу! Слышно было больше чем на километр. Слышно было во всем городе Алжире. А директор дрейфил, паниковал. Все были не в лучшем виде. Да, директор тюрьмы, а также и начальник охраны были не на высоте. Им недоставало твердости. Все боялись происшествия, скандала. Возможно, они боялись потерять место, боялись, что их переведут в другое место. Нет, правда, никогда больше не видел такого человека. Он задействовал Компанию республиканской безопасности, чтобы их успокоить, заставить их замолчать. В Алжире на каждой казни было пятьдесят сотрудников республиканской безопасности или мобильной охраны. Так что тут в дело вступали сотрудники республиканской безопасности с дубинками. Но это только удваивало беспорядок!

Напротив, в Оране, когда была казнь, обычно все происходило спокойно. Никакого скандала со стороны других осужденных. И при этом было почти триста приговоренных к смерти. Да, все проходило очень хорошо. Связано ли это с более высокой квалификацией директора и персонала тюрьмы? В зависимости от тюрьмы поведение всегда бывало разным благодаря либо директору тюрьмы, либо членам военного трибунала, которые иногда выступали со сложными инициативами, противными простой логике. В конце концов, я думаю, что все это зависит от директоров и от начальника охраны. Все центральные тюрьмы разные.

В тюрьме Константина тоже было триста приговоренных к смерти. Камеры располагались на двух этажах. Если бы по прошествии некоторого времени заключенные заметили, что казнят тех, кто сидит на первом этаже, то они начинали бы бояться, как только их переводили на первый этаж. Это было бы невероятное напряжение. Поэтому директор установил круговую систему. Каждые четыре дня они меняли камеры. Четверо, пятеро поднимались наверх, четверо или пятеро спускались. Он получал уведомление от прокурора: «Такой-то будет казнен такого-то». Он его спускал вниз. Поэтому так они поднимались, снова опускались… крутились. Так что когда кого-то надо было казнить, он находился на первом этаже. Еще и для того, чтобы избежать происшествий. Если бы за приговоренным к смерти приходилось бы ходить на второй этаж, возникал бы риск. Потому что приговоренного трудно спустить по лестнице. Чем он рискует? Спускаясь, он толкает охранника, катится вниз, порождает давку, раненых. Один или два охранника при этом могут быть откинуты, серьезно ранены или даже убиты. Поэтому они крутились. Но через некоторое время они все-таки начинали бояться, как только приходили вниз. Как только они оказывались на первом этаже, у них возникали подозрения. Приговоренные больше не спали. У них возникала ужасная тоска.