Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка! Страница 48

Задание выполнила успешно. Возвращаясь домой, связываюсь по радио со станцией наведения и передаю обстановку в разведанном районе. Знакомый офицер со станции наведения нашей дивизии благодарит за разведданные:

— Спасибо, Аннушка!..

И тут истребители будто с ума посходнли: такое начали выделывать вокруг моего самолета! Один бочку крутанет, другой — переворот через крыло. Затем утихомирились, подстроились к моему «ильюшину» и приветствуют из своих кабин, машут мне руками. Пролетая мимо их аэродрома, я поблагодарила истребителей на прощание:

— Спасибо, братцы! Садитесь! Теперь я одна дотопаю… Но мои телохранители проводили меня до нашего аэродрома. И только после того как я приземлилась, они сделали над аэродромом круг, покачали крыльями и скрылись за горизонтом.

На командном пункте докладываю командиру полка о выполненном задании — все слушают мой доклад, но, замечаю, чему-то улыбаются и вдруг откровенно засмеялись.

— Лейтенант Егорова женихов стала приводить прямо на свою базу, — добродушно прокомментировал Карев.

Смеются летчики, смеюсь и я, довольная удачной разведкой. Прилетела без единой царапинки.

…Затишье. В такие дни в полку много мероприятий. На открытом партийном собрании прием в партию. Собрание проходит прямо на аэродроме, под крылом самолета. Открывает его парторг полка капитан Разин Василий Иванович. Он зачитывает заявление летчика Коняхина, в котором слова, идущие от сердца: «Жизни своей не пожалею за Родину, за партию, за Советскую власть…» Собрание единогласно решает принять Коняхина Андрея Федоровича в члены Всесоюзной Коммунистической партии большевиков.

Зачитывают заявление Назаркиной Евдокии Алексеевны:

«…1921 года рождения, русская». Она просит принять ее кандидатом в члены ВКП(б). Дуся заметно волнуется. Одернув гимнастерку, поправив медаль «За боевые заслуги», рассказывает автобиографию:

— Отец мой — Назаркин Алексей Ильич был солдатом царской армии, воевал под командованием генерала Брусилова. Награжден четырьмя Георгиевскими крестами. Дослужился он до чина старшего унтер-офицера. Был тяжело ранен. В гражданскую войну воевал против Колчака под командованием Блюхера. Потерял ногу. Когда мама умерла, а семье осталось шестеро детей — мал мала меньше: четыре брата, две сестры. Тяжело было отцу прокормить нас, и он отнес в торгсин свои Георгиевские кресты и купил нам по ботинкам да сахару…

Дуся рассказывает не торопясь, подробно — и о том, как отец председательствовал в колхозе, и о том, как воюют братья. По ее лицу бегут слезы; брат Иван погиб, защищая Севастополь, Семен — под Москвой…

— Кто рекомендует Назаркину? — спрашивает президиум.

— Комсомольская организация, старший техник-лейтенант Шурхин, лейтенант Егорова.

И мы говорим о Дусе те добрые слова, которые она заслужила перед полком — о ее работе оружейницей, воздушным стрелком. И хотя все знают эту скромную трудолюбивую девушку, слушают нас внимательно: Евдокия Алексеевна Назаркина совершает ответственный шаг в своей жизни.

Уже позади Полесье. Наша армия идет освобождать многострадальный польский народ. Под крылом проносятся поля с узкими полосками неубранной ржи, от хутора к хутору дороги серпантином. Попадаются деревушки с крышами, покрытыми дранкой, костелы, деревянные кресты у каждого перекрестка.

Мы летим штурмовать резерв противника в районе города Хелм.

По радио слышу голос командира полка:

— Егорова! Справа по курсу в кустарнике замаскирована артиллерия. Пройдись по гадам из пушек!

Резко отворачиваю вправо, перевожу самолет в пикирование, отыскиваю цель и открываю огонь. Заработали немецкие зенитки, преграждая нам путь.

— Вахрамов, — пренебрегая шифром, руководит командир, — дай-ка по батарее эрэсами!

Идет обычная боевая работа. На дороге возле Хелма механизированная колонна: бронетранспортеры, цистерны с горючим, грузовики, танки.

— Маневр, ребятки, маневр… — напоминает ведущий и с разворота ведет нас в атаку. — Прицельно — огонь!

С земли к нашим машинам потянулись дымные полосы — это малокалиберные пушки открыли огонь, заговорили четырехствольные «эрликоны». Довернуть бы да дать по ним пару очередей, но слишком заманчиво в прицеле маячит бронеавтомобиль, да и поздновато — уже проскочили.

На второй заход пошли, недосчитавшись замыкающего нашей группы — Виктора Андреева. Паренек из Саратова, лучший «охотник» полка, Андреев летал в паре с Володей Соколовым. Володя не вернулся с прошлой «охоты». В его самолет угодил снаряд, и штурмовик, рубя деревья винтом, сбивая их крыльями, рухнул в лес на вражеской территории. А вот сегодня не стало Андреева.

Набираем высоту для бомбометания. В небе все больше и больше черных разрывов. Не обращая на них внимания, бросаем бомбы. Вот уже пора выводить из пикирования, по ведущий продолжает стремительный полет к земле. Вдруг залп зениток. Самолет Козина как бы остановился на месте, на мгновение что-то вспыхнуло-и штурмовик рухнул на скопление вражеской техники. Взвился огромный столб огня…

Трудно мне сейчас передать словами состояние, которое охватило пас в то минуты. Яростно бросались мы в атаку за атакой. Кажется, не могло быть такой силы, чтобы остановили нас. Только израсходовав весь боекомплект, мы оставили поло боя — с земли по нас больше не было ни одного выстрела.

Наше предположение о спокойной по сравнению с Таманью обстановке не оправдалось. На второй день после гибели командира полка Михаила Николаевича Козина погиб Иван Покашевский с воздушным стрелком Героем Советского Союза младшим лейтенантом Ефременко.

Это был полет на разведку. Брат Покашевского — Владимир в тот день заболел и не полетел. Наводчики со станции наведения потом рассказывали, как одинокий штурмовик с надписью по фюзеляжу «От отца — сыновьям Покашевским» над самой землей проскочил линию фронта, сделал горку и скрылся в нижней кромке облаков. Ударили вражеские зенитки. Стрельба от переднего края удалялась в глубь немецкой обороны и где-то затихла. Прошло немного времени. Летчик передал, что в таком-то квадрате видит замаскированные самоходки, танки, что противник, очевидно, подводит свои резервы. Вскоре с большим ожесточением опять загрохотали все огневые средства врага, обрушивая огонь на возвращающийся с разведки штурмовик. Летчик не оставался в долгу — он пикировал, и тогда яростно работали его пушки и пулеметы. Молниями сходили из-под плоскостей реактивные снаряды.

На станции наведения забеспокоились: почему разведчик вдруг ввязался в бой?

— «Висла-пять», кончай работу! — передали Ивану по радио и вдруг увидели, как штурмовик медленно, как тяжело раненный, стал разворачиваться на свою сторону.