Иван Бларамберг - Воспоминания Страница 48

Однако вернемся к осаде Герата. В конце мая из Мешхеда под командованием генерал-лейтенанта Боровского, поляка по происхождению, находившегося на персидской службе, прибыл большой караван с провиантом, порохом, ядрами и картечью. В пути караван подвергся нападению афганской конницы, но, успешно отразив атаку и насадив на длинные пики дюжину голов, которые несли впереди, он под музыку и гром литавр с триумфом вступил в лагерь под Гератом.

В первых числах июня были наконец готовы обе позиции для осадных орудий. Много хлопот стоило получить необходимые пушки и боеприпасы, чтобы укомплектовать батареи. Из 24 тяжелых орудий (18- и 24-фунтовых), которых требовал Семино, дали только 17, потому что ханы в окопах вцепились в свои пушки, как репейники. План Семино состоял в том, чтобы непрерывным огнем пробить две бреши. Однако первый министр с этим не согласился. Он хотел, чтобы это зрелище, новое для персов (тамаша), продолжалось несколько дней. Обстрел был начат 7 июня. Под огнем батарей стены по обеим сторонам угловой башни Бурдж Абдулла-и Мизр начали постепенно рушиться. Услыхав грохот пушек в своем доме в лагере, Мирза Хаджи-Агасси радостно вскочил со своего места и крикнул приближенным: «Слушайте и смотрите, как мы, персы, можем стрелять!» — но отказался поближе взглянуть на это зрелище. Обстрел продолжался три дня, каждый день по два-три часа, и прекратился 9 июня. Были пробиты две широкие бреши и засыпан ров. Афганцы вели себя между тем очень пассивно. Они лишь углубили двойные крытые галереи вдоль склона вала под обеими брешами и вокруг них, чтобы затруднить персам штурм.

В тот же день из Кабула и Кандагара в лагерь приехал поручик Виткевич. С ним прибыл также сын властителя Кандагара, Кохендиль-хана, Мухаммед Омар-хан. Последний привез с собой большую свиту, а также слона в подарок Мохаммед-шаху. Живописные костюмы афганцев и их воинственный вид нам очень понравились. Омар-хан со свитой нанес графу визит, и у нас было достаточно времени, чтобы рассмотреть и зарисовать людей, костюмы и оружие.

Никто из нас не узнал Виткевича, когда он, одетый афганцем, в большом белом тюрбане, из-под которого выбивались длинные густые черные локоны, пришел к нам в лагерь. Он до такой степени усвоил обычаи, привычки и язык афганцев, что даже персу и афганцу трудно было отличить его от своих. Во время последнего дневного перехода между Фарахом и Гератом при падении с лошади он вывихнул ногу и теперь хромал. Он сообщил нам много интересных подробностей о своем путешествии из Герата в Кабул в сопровождении лишь одного голяма через Паропамизские горы, населенные дикими племенами гиссар, о пребывании в Кабуле, знакомстве с Бернсом и возвращении через Кандагар.

11 июня, вечером, я провел графа в окопы и на позиции осадных батарей, чтобы показать ему их действие. Он удивился их близкому расположению к городским стенам и нашел, что бреши достаточно широки, дабы прорваться через каждую из них во время штурма с 30 солдатами по фронту. Из окопов мы отправились к шаху. Когда мы вошли к нему в дом, он держал в руках лук и стрелы. Он обещал направить в окопы для штурма достаточное количество войск и в тот же вечер огласил обращение (прокламацию) к армии и особенно к начальникам, в котором апеллировал к их повиновению и мужеству. Затем мы отправились к первому министру, обещавшему нам то же самое. От просьбы графа показаться завтра с шахом хотя бы вблизи окопов, чтобы его величество своим присутствием воодушевил персов, он наотрез отказался. «Недостойно персидскому шаху проявлять интерес, когда он захватывает такой незначительный город, как Герат», — возразил он. За этими высокопарными словами и вздором Хаджи пытался скрыть трусость, а скорее злые намерения, и результаты штурма подтвердили мое подозрение. Возвратившись в наш лагерь, я сообщил графу свое мнение и сказал, что не доверяю сарбазам, так как они, хотя и являются хорошими солдатами, не уверены в себе и имеют плохих командиров. Особенно это касается высших начальников, а они не будут действовать энергично и сообща, потому что никто из них, как уже упоминалось выше, не хочет подчиняться приказам вышестоящих. К сожалению, я оказался хорошим пророком.

По утвержденному Мохаммед-шахом плану атаки основную штурмовую колонну из 2500 добровольцев, собранных из всех полков, должен был возглавить генерал-лейтенант Боровский, а резерв из 3 тыс. человек Мохаммед-хан-сердар. Чтобы поддержать штурмовую колонну в критический момент, 300 стрелков под командованием капитана Семино должны были вести огонь из траншей по солдатам неприятеля, которые появятся во время штурма на башнях рядом с брешами, на валу и стенах. Каждый сарбаз и стрелок должен был иметь 30 патронов. Штурмующим колоннам надлежало без единого выстрела с примкнутыми штыками атаковать бреши в сомкнутом строю. Одновременно в других местах вокруг города должны были предприниматься ложные атаки, чтобы хотя бы частично отвлечь внимание афганцев от главной колонны. Штурм намечался на полдень 12/24 июня.

В 11 часов я выехал из лагеря к передовым окопам, на позиции осадной артиллерии, чтобы наблюдать за атакой. По пути туда я увидел, что плоские крыши разграбленных деревенских домов сплошь усеяны сарбазами, которые собрались оттуда смотреть на штурм, как на интересный спектакль. На мой вопрос, почему они не на своих местах в окопах, они ответили, смеясь: «Наших там уже достаточно». В окопах, где было полно войск, я встретил Боровского, который спокойно ел из большой миски плов. Я заметил ему, что перед штурмом нельзя есть, так как он может получить ранение в живот, а такая рана опасна. Боровский улыбнулся на мое замечание и возразил, что он не боится пуль; однако, сам того не подозревая, я предсказал несчастному его судьбу.

Между тем началась стрельба, чтобы отогнать афганцев от брешей и валов. В полдень командир артиллерии дал сигнал к приступу залпом из всех пушек.

Атакующую колонну возглавил Боровский. Персы, в авангарде которых находился Хамаданский батальон со своим отважным молодым командиром Неби-ханом, ринулись из окопов на вал, но не в колонне, как было приказано, а по подразделениям, поэтому атака с самого начала носила несогласованный характер.

Вместо того чтобы подняться на гребень бреши и там закрепиться, часть сарбазов задержалась в крытой галерее и начала грабеж. К подножию бреши все же прорвался отряд численностью 500–600 человек, и знаменосец Хамаданского полка водрузил знамя на полуразрушенную башню Бурдж Абдулла-и Мизр.[83]

В это время был смертельно ранен пулей в живот Боровский, тяжело ранило полковника Моэб Али-хана, Неби-хана и командира полка Карадуга. Лишившись своих начальников, атакующая колонна простояла два часа в страшную жару у подножия бреши, не двигаясь ни вперед, ни назад, ожидая подкрепления и назначения других командиров. Афганцы между тем стали бросать через брешь камни, не показываясь из-за укрытий, или стреляли с соседних башен и стен в сарбазов.