Ольга Приходченко - Я и ты Страница 49

Однако облик сегодняшнего Пекина определяют не только Тяньаньмынь, Летний дворец, парк Бэйхай или другие памятники. Из аэропорта в город ведет суперсовременная трасса с красивейшими небоскребами по бокам, мощными развязками и мостами. Возле одного из них, Сан Уан, проходит новая линия метро с направлением на север в Олимпийский парк – «Olympic green zone». Здесь на площади в 475 гектаров сосредоточены главные сооружения Игр, построенные, замечу, с нуля в оговоренный срок и обошедшиеся китайской казне в четырнадцать с половиной миллиардов долларов. Ровно так – с нулевого цикла – нам предстоит сделать в Сочи, так что пример есть. Все сооружения хороши, но особенно впечатляют «Шуйлифан» («Водяной куб») – Национальный центр водных видов и стадион «Няочао» («Гнездо птицы»). Он действительно напоминает по форме птичью колыбель, только «свита» она не из соломинок, а мощных, сплетенных, будто девичья коса, стальных конструкций. Знакомый китайский коллега рассказал, что из четырнадцати проектов организаторы выбрали предложенный известными швейцарскими архитекторами Жаком Эрцогом и Пьером де Мероном, кстати, авторами проекта нового стадиона в Мюнхене. Мне довелось побывать на нем во время чемпионата мира по футболу – впечатляет своим дизайном, легкостью и воздушностью.

Китайцы, как мне показалось, не очень разговорчивы с «чужими», то ли чересчур стеснительны, то ли с иностранными языками не в ладах, даже на минимальном бытовом уровне, а может, их держат в определенных рамках общения с иностранцами. Не берусь судить, во всяком случае, выудить из них какую-либо полезную информацию сложновато. Но если разговор все-таки завязывался, то чаще всего собеседники жаловались на высокую стоимость билетов. Цены на некоторые соревнования, особенно где китайцы доминировали, как в прыжках в воду, зашкаливали за сотню долларов на лучшие места (это примерно семьсот юаней).

– А я наблюдаю за Играми всего за… два юаня, – весело, с неким, как мне показалось, вызовом заявила тоненьким голосочком девушка с ранцем на спине.

– Как это?

– У меня дома нет телевизора. И денег лишних нет, я ведь студентка. Так я спускаюсь в метро, покупаю билет за два юаня, в каждом вагоне по восемь мониторов, на экранах прямая трансляция. Катайся целый день – и смотри.

А китайская голь, как и наша российская, на выдумку хитра. И знаете, раза два или три я воспользовался ее тактикой действий. Метро выручало, если чувствовал, что не поспеваю к каким-то важным соревнованиям, нельзя же объять необъятное. Тогда я задерживался и смотрел их в подземке. Ни тебе изнуряющей жары и духоты, не мокнешь под проливным дождем, не давишься в городских автобусах, подвозящих от подземки к стадионам. Гвалт в них, как на восточном базаре. Сельдям в бочке и тем, вопреки поговорке, не столь тесно.

На платформу в метро просто так не просочишься, каждая станция оборудована электронным пропускником (как в аэропортах) с тщательным досмотром всех личных вещей. Секьюрити строго следят за тем, чтобы никто не миновал этой процедуры, даже если у тебя в руках обыкновенный очечник или фотоаппарат-мыльница. Для аккредитованных проезд, как принято, бесплатный, однако надо было обязательно получить в кассе квиток. Мы как привыкли, использовал – выбросил, если бы еще в мусорный бак, а чаще – где попало. Здесь иной порядок, на выходах – тоже турникеты, не «покормишь» их – не разожмут они свои красные железные лапы и не выпустят. Как объяснили мне сотрудники станции Санъянчао, возле которой я жил, таким образом контролируется пассажиропоток, а во-вторых… Китай угрохал огромные деньги на подготовку к Играм, расходы в миллиарды долларов. И на фоне этого – экономия: ведь билеты без даты, после того как их достанут из автомата и подсчитают, перемагничивают и пускают в повторное использование. Скупость, жадность? А может, недостающий нам рационализм. Тысячи тонн бумаги сохраняется. Поистине социализм в китайском исполнении – это учет.

В «Русском доме», этом маленьком островке нашей большой Родины, гостеприимно распахнувшем свои двери в глубине парка Хоухай в центре города, народ окружил Леонида Тягачева.

– Леонид Васильевич, а где ваши знаменитые часы, которые, как вы говорите, отмеряют время побед? Извините за каламбур – часом не утеряли? – спросил я.

– Ребята, а вы разве не знаете, что я еще в Москве обещал их самому первому россиянину – олимпийскому чемпиону, вот и подарил Назыру Манкиеву. Но, видимо, придется подкупить еще – не обижать же других наших победителей.

– А на серебряных призеров нет желания раскошелиться? Оксана Сливенко уезжает из Пекина с серебряной наградой, но ведь все знают истинную силу двукратной чемпионки мира.

В ответ Тягачев кивает головой. Он, конечно, в курсе тех странных дел, что порой происходили на турнире тяжелоатлетов. Замотали одного армянского штангиста, пять раз брали у него по сто граммов крови до соревнований (это когда каждый грамм на учете!), не стеснялись приходить на рассвете, тормошить ночью; не будь этого, возможно, выиграл бы он награду покруче бронзовой. Но и на том спасибо, что не вывели окончательно из строя.

Закулисье борьбы не на помосте, а вне его затронуло и Сливенко. Процедура допинг-контроля там казалась выборочной, было ощущение, будто некоторых – избранных – она не касается. На выступления женщин в категории Оксаны вдруг заранее приглашают высших чинов МОК, словно уже известно, кто победит. И эта грядущая победительница за вечер пять раз бьет мировые рекорды, подчас превышавшие прежние достижения сразу на десять (!) килограммов, тогда как прибавка всего одного – уже целое событие. Да и в такой прыти не была замечена прежде эта спортсменка, выглядела обыкновенной серой мышкой, без особых талантов – и вдруг такой скачок!

Не расстраивайся, Оксана, ты еще свое возьмешь.

…Эти горы далеки от Кавказских, откуда родом все наши борцы-чемпионы, классики и вольники, однако знаменитые строчки Лермонтова вспоминаются и здесь. Густой туман скользит по их вершинам и слегка застилает ползущую по склонам и извивающуюся змеей Великую Китайскую стену, точнее, небольшой ее участок, ведь общая ее протяженность – шесть с половиной тысяч километров. Дух захватывает от сознания, что вот она перед тобой, ты видишь ее воочию. Величественное сооружение тоже вовлечено в обойму Игр, являясь, несомненно, их самым живописным местом. Карабкаясь по наклонной стене, сто восемьдесят шесть ступенек я одолел, дальше не решился. Прикинул: до самого верха – подпиравшей небо сторожевой башни, оставалось, наверное, еще не менее тысячи, надо беречь здоровье. Но и с этой высоты хорошо просматривалась трасса шоссейной велогонки. У нас были все шансы ее выиграть, повторить римский успех Виктора Капитонова и московский – Сергея Сухорученкова. Эх, Саша Колобнев, почему не прислушался к тренерским советам, какой грубый тактический промах допустил. Лишил и себя, и всю делегацию золотой медали. Товарищи по команде сделали все, чтобы на заключительном отрезке вывести его в отрыв из пяти спортсменов. Среди них скоростным финишным спуртом обладал он один, остальные – темповики. Колобневу бы потерпеть, раньше времени не высовываться, ждать момента для решающей атаки. От Великой Китайской стены звонким эхом отражался истошный крик тренера Юрия Кучерявого. Так нет, метров за двести не выдержал, рванул вперед, и сил на финиш элементарно не хватило. Вместо первого места лишь четвертое.

– Ну как так можно, верное золото упустили по собственной глупости, своими руками, точнее ногами отдали, – сокрушался Кучерявый и от досады бил кулаком по перилам моста, переброшенного поверх трассы, откуда все было видно, как на ладони. – Я голос сорвал, все впустую. Зациклило его, что ли…

…Летят утки, не те «утки-слухи», а настоящие. Точнее – отлетались. На них в канун Игр устроили мощную общепитовскую охоту, под которую, как здесь пишут, попали несколько миллионов птиц (где-то промелькнула цифра – сто миллионов), естественно, выращенных на специальных птицефабриках. Быть в Китае и не попробовать ее, приготовленную по-пекински, – нонсенс, она ведь как икона национальной кухни. В ресторане главного олимпийского пресс-центра блюдо настолько популярно (и, кстати, недорого), что на всех не хватает, надо заранее делать заказ. Я стоял в очереди пару дней. И как? На любителя.

Зато без всякой очереди мне довелось отведать другое кушанье из птицы – сациви – в упомянутом выше «Русском доме». Пальчики оближешь, а оближешь на обеих руках, когда услышишь, по чьему рецепту оно сделано. Как и многое другое – пирожки с грибами и картошкой, пельмени, расстегаи, окрошка. Так вот, шеф-повар «Русского дома» приготовил все это по рецепту… Анастасии Вертинской. Оказывается, за дочерью знаменитого нашего маэстро шансона и известной киноактрисой по Москве давно тянется слава искусного кулинара. Ее и пригласили заправлять здесь кухней, и надо было видеть, как налегали гости на тающее на глазах творчество Анастасии Александровны. Возможно, их подстегивала и погода: дождь ведь возбуждает аппетит, а был ливень, поглотивший жару. Накануне его остановили, разбомбив тучи тысячью ракет, сейчас не стали.