Наташа Кампуш - Наташа Кампуш. 3096 дней Страница 49

Недостаток света и еды оставил ощутимые следы на моем теле; от меня остались кожа да кости, а на мелово-белых щеках явственно выступали сине-черные пятна, не знаю, вследствие голода или длительного пребывания без света. Но выглядели они неутешительно, как трупные пятна.

После длительного периода голодания Похититель начинал медленно откармливать меня до тех пор, пока я снова не набиралась сил для работы. Для этого требовалось время, потому что после длительной фазы голодания я была в состоянии принимать пищу только крошечными порциями. Хотя целыми днями я не могла думать ни о чем другом, меня начинало тошнить от одного запаха еды. Решив, что я опять «полна сил», Похититель начинал сокращение рациона заново. Приклопил использовал голод абсолютно целенаправленно. «Ты слишком строптива, у тебя избыток энергии», — говорил он иногда, перед тем как отобрать у меня последнюю кроху моей и так мизерной порции. В то же время и его анорексия[40] прогрессировала. Навязчивая идея о здоровом питании приняла абсурдные формы. «Мы будем каждый день выпивать бокал вина для профилактики инфаркта». С этого момента я должна была раз в день пить красное вино. Речь шла всего о паре глотков, но вкус вина казался мне отвратительным, и я глотала его, как горькое лекарство. Он и сам не любил вино, но заставлял себя выпивать маленький стаканчик перед едой. С наслаждением это не имело ничего общего; а только предоставляло возможность выдвинуть очередное правило, которому он, а с ним вместе и я, должны были строго следовать.

Следующим его шагом стало объявление войны углеводам: «Мы садимся на кетогенную диету».[41] С этого момента сахар, хлеб и даже фрукты были запрещены, я получала только жирную и богатую белком пищу. Хотя и мизерными порциями, но мой изнуренный организм все хуже воспринимал такое «лечение». Особенно когда после нескольких дней в подвале без пищи наверху я получала жирное мясо и яйца. Во время совместных трапез я старалась проглотить свою порцию как можно быстрее. Закончив раньше него, я могла надеяться на небольшую добавку — он не переносил, когда я наблюдала, как он ест.

Но самым ужасным испытанием было, когда я, заморенная голодом, должна была стоять у плиты. Как-то он выложил передо мной на рабочий стол рецепт своей матери и упаковку филе трески. Я почистила картошку, посыпала треску мукой, отделила белки от желтков и обмакнула кусочки рыбы в желток. После этого разогрела на сковородке немного масла, обваляла рыбу в панировочных сухарях и обжарила ее. Как всегда, он сидел в кухне и комментировал мои действия: «Моя мать делает это в десять раз быстрее». «Ты же видишь, что масло перегрелось, тупая корова!», «Не чисти столько картофеля, это расточительство».

Запах жареной рыбы распространялся по кухне и сводил меня с ума. Я сняла рыбу со сковородки и переложила на бумажное полотенце, чтобы дать стечь жиру. Рот наполнился слюной: тут было достаточно рыбы для настоящего пиршества. Может, мне удастся съесть две штучки? И немного картофеля к ним?

Я не знаю, что именно в этот момент я сделала не так. Помню только, что Приклопил вдруг вскочил, вырвал у меня из рук тарелку, которую я собиралась поставить на стол, и заорал: «Ты сегодня не получишь вообще ничего!»

И тут я не выдержала. Я была такой голодной, что за ломтик рыбы могла убить. Схватив с тарелки кусочек, я начала поспешно запихивать его в рот. Но Похититель опередил меня, выбив рыбу из моей руки. Я попробовала ухватить другой кусок, тогда он поймал меня за запястье и сжимал его до тех пор, пока пища не выпала из моих рук. Я бросилась на пол, чтобы подобрать остатки, упавшие во время нашей потасовки. Кое-что мне удалось затолкать в рот. Тут же его рука схватила меня за горло: он поднял меня с пола, подтащил к умывальнику и опустил в него мою голову. Другой рукой он разжал мне зубы и душил меня до тех пор, пока меня не вырвало запретными крохами. «Это станет тебе уроком!» После чего взял тарелку и унес ее в прихожую. Дрожа, я стояла посреди кухни, униженная и беспомощная.

Используя такие методы, Похититель держал меня в плену слабости пополам с зависимостью и благодарностью. Не бьют по руке, тебя кормящей. У меня была только одна рука, способная спасти меня от голодной смерти — рука мужчины, систематически доводящего меня до нее. Маленькие порции еды иногда казались мне сказочными дарами. Я до сих пор так живо представляю себе колбасный салат, который время от времени готовила его мать, что он до сих пор является для меня деликатесом. Когда после двух или трех дней в застенке я снова могла подняться наверх, Похититель изредка давал мне маленькую плошечку салата. Чаще всего в маринаде плавали только лук и пара ломтиков помидора — колбасу и сваренные вкрутую яйца он выуживал заранее. Но для меня и эти остатки являлись настоящим пиршеством. А если он, кроме того, делился со мной пищей со своей тарелки, а паче того, куском пирога, я была просто без ума от счастья. Как легко привязать к себе человека, которого заставляешь голодать.

1 марта 2004 года в Бельгии начался судебный процесс над серийным убийцей Марком Дютру. С детских лет я сохранила яркое воспоминание об этом деле. Мне было восемь лет, когда в августе 1996 года полиция ворвалась в его дом и освободила двух девочек — двенадцатилетнюю Сабину Дарденн и четырнадцатилетнюю Летисию Делез. Еще четырех девочек нашли мертвыми.

Месяцами я следила за ходом процесса по радио и телевидению. Узнав о мучениях Сабины Дарденн, я страдала вместе с ней, стоящей в зале суда напротив преступника. Ее, как и меня, по пути в школу затащили в автофургон и увезли в неизвестном направлении. Но подвальный застенок, в котором она была заперта, был еще меньше, чем мой, и ее история во время заточения отличалась от моей. Ей пришлось в действительности пережить тот кошмар, которым Похититель меня только пугал. Несмотря на существенные различия, преступление, раскрытое за два года до моего собственного похищения, запросто могло послужить сценарием для сумасшедшего плана Вольфганга Приклопила. Доказательств этому, разумеется, нет.

Процесс взволновал меня, несмотря на то, что я не нашла себя в Сабине Дарденн. Она была освобождена из плена через восемьдесят дней заточения и все еще пребывала в гневе, сохраняя уверенность, что правда на ее стороне. Она называла преступника «монстром» и «гадом» и требовала извинений, не полученных ею в зале суда. Заключение Сабины Дарденн было достаточно коротким для того, чтобы не успеть потерять себя. Я, в отличие от нее, к этому моменту уже 2200 дней и ночей находилась в заточении, мое восприятие действительности давно исказилось. Разумом я ясно осознавала, что пала жертвой преступления. Но из-за длительного контакта с Похитителем, необходимым мне для выживания, эмоционально я давно срослась с его психопатическими фантазиями. Они стали моей реальностью.