Леонид Дубровин - Пикировщики Страница 49

После сытного завтрака все заметно повеселели, охотно принялись отвечать на наши расспросы. Совсем малыши, они рассуждали как взрослые: видимо, научила суровая и опасная партизанская жизнь. Девчушка лет шести, помню, рассказывала, как в отряде жили они две зимы и два лета.

— То в землянках, то в шалашах, а бывало и на снегу ночевали, — деловито сообщала она.

— А с едой как же? — спрашиваю собеседницу.

— Когда как. Если у немцев отбивали, то всего много било. А иногда и за день ничего не поешь.

Показав пальчиком на двух парнишек, повыше других ростом, маленькая партизанка заметила с гордостью:

— Вот этот Колька с дружком Андрейкой очень-очень храбрые. Они на разведку ходили.

Мы не расспрашивали, но ребята сами поведала о зверствах фашистов. Мальчуган по имени Петя припомнил, как его отца и маму немцы поймали и повесили в селе у всех на виду. Страшно было слышать такое от детей.

Почувствовав теплоту приема со стороны незнакомых людей, ребята совсем осмелели. Теперь уже мы отвечали на их вопросы.

— У вас есть самолеты быстрее фашистских?

— А сколько «рам» вы сбили?

Интерес к этим вражеским машинам — воздушным разведчикам — у наших юных собеседников, как мы понимали, был не без оснований. «Рамы» часто выслеживали расположение и передвижение партизан. В памяти детей они и остались злыми предвестниками налетов немецкой авиации, жестоких бомбежек...

Сопровождать детей до Москвы мы поручили батальонному врачу и двум девушкам-связисткам. Проводы вылились в волнующее зрелище: командиры и бойцы на руках понесли девчонок и мальчишек к автомашине, пожимали на прощание тянувшиеся к ним детские ручонки, старались вручить на память какой-нибудь подарок. Глядя на удаляющийся фургон, все мы думали тогда, наверное, об одном и том же — о проклятии этой войне...

Вторая, не менее волнующая встреча состоялась в деревне Вешки под Юхновом. Но прежде чем рассказать о ней, я возвращусь к трудным дням битвы под Москвой.

5 октября 1941 года мы уничтожали вражеские танки, двигавшиеся по Варшавскому шоссе от Юхнова. Из-за низкой облачности летать приходилось мелкими группами и одиночными самолетами на высоте 150–200 метров. В тот день командир эскадрильи 130-го бомбардировочного капитан В. И. Дымченко со штурманом лейтенантом А. В. Хрустковым и стрелком-радистом старшим сержантом Г. А. Коллиным вылетели на боевое задание во главе звена. Под зенитным огнем группа трижды атаковала и подбила несколько немецких танков, подожгла пять цистерн с горючим, сбила Ме-109. Во время атак самолет ведущего экипажа получил серьезные повреждения — от прямого попадания снаряда загорелся центральный бензобак. Стремясь уйти от «мессеров» и дотянуть до своих, капитан Дымченко скрылся в облаках. Но становилось все труднее управлять машиной: дым и пламя проникали в кабину, вот-вот мог произойти взрыв. Загорелась одежда у летчика и штурмана. Малая высота уже не позволяла воспользоваться парашютом, и тогда Дымченко направил Пе-2 в сторону от занятого врагом шоссе — в глубину лесного массива. Зацепив плоскостью за высокое дерево, самолет упал в гущу старых елей.

Обожженные, израненные, покидали наши бойцы остатки пикировщика. Больше всех пострадал штурман Хрустков: он находился рядом с горящим бензиновым баком. Сильные ожоги, поврежденные ноги не позволяли ему даже сдвинуться с места. И когда летчик со стрелком-радистом высаживали штурмана из кабины, он просил их не обременять себя, оставить его в боевой машине, а самим поскорее уходить к линии фронта. Хрусткова освободили от всего, что на нем горело, а вскоре из ближайшей деревни к самолету прибежали два парнишки и остановились, пораженные обгоревшим экипажем.

— Бегите, хлопцы, назад, в деревню, да попросите к нам кого-нибудь из взрослых, — сказал мальчишкам Дымченко.

Ждать долго не пришлось. К месту падения самолета прибыли местные учительницы — мать и дочь Доброхотовы и оказали пострадавшим помощь.

Забегу чуть вперед. Прошло около полутора лет. Наши войска отбросили фашистов от Москвы. Бывший комэск Василий Иванович Дымченко стал майором, командовал теперь бомбардировочным полком. Храбро воевал закаленный в огне боев стрелок-радист Коллин. Только их боевой товарищ лейтенант Хрустков все еще находился на излечении в тыловом госпитале. Более тридцати пластических операций сделали на его лице военные медики.

И вот командир полка майор Дымченко как-то побывал в освобожденном от оккупантов Доманово, на месте падения самолета, — решил навестить своих спасительниц. Василий Иванович пригласил в Доманово и меня, и я охотно согласился.

Деревня Доманово предстала перед нами не рядами домов, а угрюмо торчащими, оголенными кирпичными дымоходами с разрушенными печами. Подойдя к крайнему пепелищу, мы увидели сидящую на чурбане женщину. Поздоровались. Седая, как видно, еще не старая женщина встала, отставила в сторону, закопченную каску, наполненную водой и очищенным картофелем, вытерла руки о передник и спросила:

— Дорогие вы наши, скоро ли разобьете-то немца?..

Пока мы разговаривали с нею, вокруг стали собираться жители деревни. Они выбирались из погребов, из землянок. Василий Иванович вглядывался в лица женщин, стараясь среди них узнать своих спасительниц. Однако так и не узнал, и тогда спросил:

— В первый год войны, осенью, недалеко от деревни упал наш бомбардировщик. Кто-нибудь помнит этот случай?..

Все знали деревенские ребята. Сопровождаемые ими, мы пришли на просеку, где обнаружили остатки нашей боевой машины.

— А где учительницы, которые спасли летчиков?

— Поезжайте в Вешки, недалеко отсюда, теперь они там живут...

В Вешках, у крыльца домика, в котором проживали Доброхотовы, нас встретила одна из учительниц.

— Узнаете богатыря? — спрашиваю хозяйку, слегка подтолкнув майора Дымченко вперед.

Вглядываясь в улыбающееся лицо Василия Ивановича, учительница молчала.

— Мама, это же капитан с того самолета! — воскликнула младшая Доброхотова. — Их было трое, помнишь?

— Да, да, — заговорила Александра Гавриловна, кинулась Василию Ивановичу на шею. Потом, когда все немного успокоились от волнения, мать и дочь рассказали о подробностях спасения экипажа, о том, как одного за другим доставляли пострадавших в ближайшую хату, обтирали их ожоги топленым гусиным салом, как раздобыли лошадь с подводой и, укрыв экипаж соломой, повезли в соседнее село. Там разыскали врача-ветеринара (других медиков не нашлось), который и оказал помощь.

— Потом мы с дочкой повезли вас дальше, — рассказывала Александра Гавриловна, — на Медынь. Надеялись застать там наши войска. Встреч с фашистами очень опасались, но, слава богу, ехали небезоружными: пистолеты у вас были наготове и пулемет, снятый с самолета. В Медыни мы и передали вас красноармейцам...