Патрик де Фюнес - Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои! Страница 49

— Я увидел однажды двух людей, которые поносили друг друга около машины: один был здоровенный, другой — маленького роста, — рассказывал отец. — Большой уперся кулаками в бока и выпятил грудь. Он кружил вокруг машины маленького, точно боксер, уверенный в победе. Маленький, похоже, капитулировал и хотел скорее смыться, чтобы покончить с этим кошмаром, но большой стучал кулаком по капоту его машины при каждой попытке к бегству. Наконец соблаговолив прекратить его мучения, он жестом регулировщика разрешил противнику покинуть место происшествия — живо!

Эта сценка свидетельствовала о власти, которая заключалась не столько в угрозе, сколько в том, что большой мог отпустить маленького, когда ему заблагорассудится. Пристальное наблюдение за поведением людей позволяло отцу с каждым днем совершенствовать работу над образами своих героев.

Поиск детали, чего-то необычного, верной интонации еще более обостряет любопытство поклонников Луи де Фюнеса.

— Откуда все это берется?

— Это дар, — скромно отвечал он.

Разумеется, дар, но постоянно подкрепляемый сомнениями и работой. Говоря о работе, я имею в виду не столько время, потраченное на проникновение в образ персонажа, сколько упорное стремление не растрачивать зря свою энергию.

— Я постоянно испытываю соблазн предаться развлечениям и комфортной жизни. Если я почию на лаврах, эксплуатируя свой успех, то стану всего-навсего хорошим маленьким актером, от которого нельзя ожидать сюрприза, — говорил он.

Фильмы Жерара Ури могли вполне освободить его от поисков нового. Они были хорошо написаны, хорошо скроены. Отец мог обойтись без внесения в них своих находок. Но именно во время этих съемок он был особенно изобретателен. Опираясь на основную часть работы Жерара, он старался сделать каждый план еще лучше своими непередаваемыми мазками, подсказанными знанием природы людей, ничуть при этом не заботясь, как некоторые, будет ли фильм иметь успех. Он мог ограничиться лишь воплощением написанного в сценарии. Но, находясь в окружении профессионалов, имел возможность подчас сходить с накатанных рельсов, чтобы потом снова на них вернуться.

Придуманные отцом невероятные эскапады позволяли ему обращаться к темам, которые в то время никто не осмеливался решать в комическом плане. Сцены в душевой («Разиня»), а затем в общей кровати с Бурвилем («Большая прогулка») стали поводом, чтобы коснуться гомосексуализма, «Приключения раввина Якова» — обыкновенного расизма. Не изменяя при этом хорошему вкусу, он черпал вдохновение не в сознании, а в подсознании, своем и других людей. Все находки оттуда. В этом и заключена сила его комизма. Он сторонился легких штампов и придуманных гэгов, выражая лишь то, что чувствуют все люди или чувствовал он сам когда-то. Подобно писателям, которые открывают то, что лишь смутно представлялось нам до прочтения их книг, он раскрывал наши самые потаенные чувства.

Его постоянный поиск мудрости мог бы, как мне кажется, привести к интереснейшей встрече с далай-ламой. Умение посмотреть на вещи со стороны и точное понятие о непостоянстве человеческой натуры роднили его с духовным вождем тибетцев, чей юмор был — и остается — оружием воспитателя.

Рассуждая об ужасах войн и конфликтов, он находил их оправдание лишь в человеческом невежестве. Когда отец лепил образ человека, жаждущего власти или денег, он всегда придавал ему простодушный вид, избегая откровенной антипатичности. Демонстрируя его убежденность глупца, он подводил героя к коренной перемене поведения. Они с далай-ламой наверняка говорили бы о противоядиях от негативных мыслей, ревнивых чувств, гордыни или жадности. Не прибегая к одинаковым средствам, они бы несомненно сошлись на необходимости избегать разрушительных идей. Слишком большой фаталист в своих мыслях о хрупкости медитации, отец никогда не прибегал к искушению воспользоваться ею. Но он бы оценил альтруистическую решимость буддийских монахов.

Когда мы с Патриком смотрим передачу о кино «Актерская студия» Джеймса Липтона, мы часто думаем, что наш отец охотно бы принял в ней участие. Не для того, чтобы поговорить о себе, а чтобы дать советы студентам. Я даже готов себе представить, что бы он ответил на пресловутый вопросник Пруста, который ведущий предлагает часто в конце передачи:

Ваше любимое имя? Жанна.

Слово, которое ненавидите? Убийство, в том числе коррида.

Ваш любимый наркотик? Театр.

Звук, шум которые вы любите? Кудахтанье курицы.

Звук, шум, которые ненавидите? Ружейный выстрел на охоте.

Ваше любимое ругательство, грубое слово или проклятие? Остолоп.

Профессия, с которой вы не желали бы иметь дела? Политика.

Растение, дерево или животное, в которое вы хотели бы превратиться? Кедр.

Если Бог существует, что бы вы хотели от него услышать после смерти? Все ваши знакомые в сборе. Они давно, очень давно дожидаются вас.

На этом пора поставить точку, ибо мы уже слышим его голос: «Не говорите обо мне слишком много, дети мои! Ведь на земле столько людей куда интереснее меня».

Фотографии

Луи де Фюнес в зените славы (в фильме «Фантомас против Скотленд-Ярда»)

В возрасте 11 лет Луи де Фюнес уже играл роль жандарма в школьном спектакле (лицей Куломье, 1925-26 учебный год)

Луи и Жанна ни дня не могли прожить друг без друга

«Отец превращал в комедии даже наши уроки арифметики», — вспоминают сыновья Луи де Фюнеса

Когда Патрик работал в Тунисе, Луи и Жанна часто навещали его и на всю жизнь влюбились в эту страну

Луи де Фюнес на пробах (1962)

Луи и Жанна на съемках «Маленького купальщика» (1967)

Луи де Фюнес с сыновьями в Риме во время съемок «Человека-оркестра» (1970)

«Боевое крещение»: сын Луи де Фюнеса Оливье дебютировал в фильме «Фантомас разбушевался» (1965)

1965: успех в «Жандарме» и «Разине» сделал Луи де Фюнеса звездой первой величины. Луи и Жанна на празднике «Ночь кино»