Кло Андре - Харун Ар-Рашид Страница 49

Багдад был хорошо укреплен, и взять его было непросто. Амин приказал укрепить ворота и раздать солдатам деньги. Часть воинов заняла квартал у Хорасанских ворот, перед которыми стояла армия Харсамы. Тахир занял позицию у Басрских ворот. Третий военачальник, разместившийся с юга, заведовал осадными орудиями армии Мамуна. Вскоре город был полностью захвачен взбунтовавшимся населением. «Мирные и просвещенные люди спрятались, — пишет Табари. — Разбойники, воры и бродяги стали хозяевами города, они безнаказанно грабили и убивали». Историк Кеннеди сравнил осажденный Багдад с Парижской коммуной. «Несостоятельность традиционного классового общества дала доселе не имевшим влияния народным элементам возможность выйти на политическую сцену». Крах власти ознаменовался дезертирством начальника халифской стражи. «Ведение войны оказалось в руках подонков общества и авантюристов. Разрушение и разгром бушевали до тех пор, пока великолепие Багдада не было уничтожено», — рассказывает Табари, в то время как Масуди приводит следующие трагические строки: «О Багдаде я плачу, утратив радости обеспеченной жизни… Одни жестоко брошены в пламя. Здесь женщина оплакивает кого-то из близких, который погиб в волнах, другой громким голосом зовет свою семью, третий — своего лучшего друга. Черноглазая дева зовет своего брата, но у нее больше нет брата: он пал — обезглавленный труп посреди улицы — рядом со своим другом, чужестранцем из дальних краев. Резня расползлась повсюду. Сын больше не защищает отца, а друг бежит от друга. Все, кто нам мил, погибли, и я плачу. Рынки Карха заброшены, а бродяги беспорядочно рыщут мимо них. Война разбудила среди сброда хищных львов с беспощадными зубами». Другой поэт, Али Слепой, вторит ему: «Наши войны породили людей, которые не принадлежат ни к Кахтан, ни к Низар [арабские племена], воинов, защищенных панцирем из шерсти, которые бросаются в бой, как ненасытные львы… Они не знают, что такое бегство. Один из них, не имея даже штанов, нападает на отряд в 2000 [!] человек, и этот герой кричит, нанося удары: «Получите, вот вам от воина-бродяги!» В Багдаде теперь только несчастные, обреченные на нищету, и сбежавшие из тюрьмы… Мать не имеет защиты в гареме, больше нет дяди или другого защитника, чтобы защищать его порог. И мы больше не стремимся умереть за веру. Господь, ты всемогущ, пусть призывается твое имя!»

Эти строки, одновременно наивные и напыщенные, прекрасно отражают трагедию, поглотившую Великий город, жителям которого пришлось уплатить цену самой большой плотности городского населения своего времени. Осада продолжалась год. Бои достигли апогея ожесточенности. Жители Багдада, вооруженные палками и пращами, со шлемами из пальмовых листьев на головах, с щитами, сплетенными из камыша, в руках, с чрезвычайным мужеством сражались с конницей Мамуна, закованной в железные латы и умело владеющей копьями и мечами. Их, лишившихся практически всего, включая одежду, называли «Голыми», и именно под этим именем они и вошли в историю. Однажды, рассказывает Масуди, «Голые в количестве 100 000 человек, вооруженные палками и копьями, с бумажными шлемами на головах, дуя в камышовые дудки и коровьи рога, присоединились к другим защитникам Амина и через несколько выходов из города устремились в атаку на сторонников Мамуна. Завязалась смертельная схватка. Голые одерживали верх до полудня, но потом, когда по ним ударила вся армия Мамуна, они не устояли. Около 10 000 из них утонули или погибли от огня и железа».

За восстанием Голых, боровшихся за то, чтобы Багдад остался столицей, последовало множество других мятежей, которые еще долго периодически потрясали великий город. Толпа выходила на улицы в ответ на слухи, после случайной потасовки, по политическим или экономическим причинам и грабила, жгла, громила и убивала. Подобные народные тайфуны стали частью городской жизни, получив название фитна («нарушение единства общины правоверных»), а тех, кто в них участвовал, стали именовать ал-амма, «безымянная и безликая толпа», вынесенная на улицу голодом.

Амин полностью утратил контроль над ситуацией. У него больше не было денег для раздачи, и он дал понять, что те, кто в них нуждается, могут поискать их в домах чиновников, что уже и так давно происходило. В отчаянии он вскричал: «Я желаю, чтобы Бог поразил разом обе партии, потому что вокруг меня одни враги — и те, что со мной, и те что против меня. Одним нужно мое богатство, а другим — моя жизнь».

К концу 813 г. события ускорились. Сообщение между левым и правым берегом было разорвано, квартал Карх заняли неприятельские войска, и территория, подвластная Амину, сократилась до Круглого города и его окрестностей. Халиф и Зубайда покинули свои дворцы Хулд и Карар и укрылись в Куббат ал-Хадра, в сердце города. Последние военачальники, сохранившие верность Амину, несмотря на то что почти все уже было потеряно, советовали ему собрать несколько сотен лучших воинов из абны и совершить ночную вылазку через одни из городских ворот. Тогда он мог бы добраться до Месопотамии или Сирии, а оттуда попытаться вернуть себе трон и империю. Его окружение, в котором имелись сторонники Тахира, отговаривало его от осуществления этого плана. Лучше всего сдаться, причем сдаться Харсаме, который с возрастом стал менее ретивым и которого Амин хорошо знал, а не вспыльчивому Тахиру. Без ведома Тахира халиф известил старого полководца о готовности прибыть в его лагерь, и между ними был заключен договор, в соответствии с которым Амин должен был прийти к Харсаме, одновременно передав Тахиру символы своей власти — плащ, жезл и печать. Харсама должен был приплыть на корабле вместе с несколькими людьми ко дворцу, и халиф тогда бежал бы вместе с ними. В последнюю минуту Харсама, заметивший подозрительное движение на берегу, предложил перенести операцию на ночь. Амин отказался.

Тогда Харсама прибыл с несколькими воинами. Он тотчас же бросился к ногам халифа, крича: «О, мой господин и повелитель! О, сын моего господина и повелителя!» Маленький отряд разместился на судне военачальника, но не успело оно отчалить от берега, как появились вооруженные люди, окружили корабль и пробили его. Судно погрузилось в воду вместе со всеми, кто на нем был. Один из воинов спас Харсаму, схватив его за волосы, в то время как Амин бросился в воду и попытался достичь противоположного берега вплавь. Его сразу же узнали, окружили и препроводили в соседнее здание верхом на осле. Тахир, настроенный против пленения халифа, прислал к нему нескольких рабов, одного из которых звали Корайш. Едва увидев их, Амин все понял. Тогда он повел себя с большим достоинством. Когда арестованный вместе с ним Ахмед, начальник его стражи, сказал ему: «Да будут прокляты министры, которые довели вас до такого положения», он ответил: «Не говори о моих министрах, или говори хорошее. Они невиновны. Что касается меня, то я не первый, кто попытался достичь цели и претерпел неудачу». Он погрузился в молитву. Около полуночи вошли персидские воины с обнаженными мечами. Халиф попытался дорого продать свою жизнь, но получил два удара по голове и рухнул наземь. Ударивший его Корайш отрубил ему голову и отнес ее к Тахиру. Последний, по обычаю, выставил ее на обозрение на главном мосту Багдада.