Игорь Тимофеев - Бируни Страница 49

Бируни внимательно слушал, пытаясь понять, в чем смысл неожиданной исповеди эмира. Кабус жаловался, что страна охвачена смутами и раздорами и горганские феодалы, служившие его дяде и отцу, окончательно вышли из повиновения, — подстрекаемые Буидами и фатимидскими лазутчиками, они лишь на словах признают его власть, а на деле открыто бунтуют, убивая чиновников, направляемых из столицы для сбора дани с рустаков. В результате ядовитые семена измены дали обильные всходы, и не только на окраинах, но и в самой столице, и даже во дворце.

Действительно, многие феодалы и особенно те, кто имел родовые замки в труднодоступных горных рустаках, стремились по возможности увильнуть от службы я зачастую годами не платили в казну ни динара. И все же, говоря о том, что измена пустила корни по всей стране, Кабус явно преувеличивал. Слушая его взволнованный монолог, Бируни невольно вспомнил известную поговорку о том, что укушенный змеей боится веревки: Кабус хорошо помнил об обстоятельствах смерти своего дяди Мердавиджа и боялся, что его самого ожидает такая же судьба.

— Я понимаю, что наука — самое главное для тебя, — сказал Кабус, неожиданно меняя тему. — Не при каждом дворе найдется ученый, равный тебе по знаниям и уму. Но нынче иные времена, и мне нужно, чтобы ты постоянно находился рядом. Один твой совет может оказаться важнее тысячи таких томов.

Он постучал пальцем по кожаному переплету «Хронологии», лежавшей на пюпитре слева от него.

Бируни похолодел.

— Один верный человек для меня ценнее всего этого стада раболепствующих баранов. Все это, конечно, стеснит твою свободу, и ты не сможешь посвящать столько времени своим научным трудам. Я понимаю твои чувства, а поэтому сделаю все, чтобы возместить тебе причиненный ущерб. Взамен ты станешь самым влиятельным человеком в Горгане, наделенным правом казнить и миловать, и каждое твое слово будет столь же неоспоримым, как если бы оно было произнесено мною самим.

Кабус продолжал говорить, но Бируни уже не слушал его. Вот уж поистине царская милость бывает страшней самой лютой вражды! Говорится же в одной притче о превратностях службы при царе: «Если случится тебе попасть в свиту царскую, то, хотя бы царь и приблизил тебя к себе, ты этой близостью не ослепляйся и беги от нее… Когда он будет обещать тебе полную безопасность при себе, в тот день опасайся больше всего. Ибо если разжиреешь ты за его счет, то и зарежет тебя он же…» Принять предложение Кабуса равносильно гибели: ведь променять служение истине на служение незначительному правителю — это ли не смерть для ученого?

Но и отказ равносилен смерти.

Как же быть?

Вот как зафиксирован этот эпизод в одном из средневековых исторических трудов:

«Явилось у Шамса ал-Маали Кабуса ибн Вушмагира желание заставить Бируни общаться исключительно лишь со своей персоной и навсегда связать его своим двором, а за это будет дано Бируни право повеления с беспрекословным подчинением, повеления всем, что охватывает власть Кабуса и содержит его царство.

Но Бируни отверг это и не повиновался ему».

Вечером того же дня к Бируни сбежались перепуганные друзья. Марзубан ибн Рустам уговаривал одуматься, пока не поздно, пасть к ногам Кабуса, сославшись на временное помрачение ума; Зинджани считал, что надо немедленно просить аудиенции и объяснить эмиру свой отказ страхом не оправдать его доверия в столь ответственный момент, а Никриси советовал немедленно бежать из Горгана, не дожидаясь, когда эмир-и-харас появится у ворот.

Бируни не сделал ни то, ни другое, ни третье.

Бессонная ночь была полна не тревог, а горечи. Вспоминались стихи, читанные ему еще в детстве Ибн Ираком:

От века нашего хочу — пока мой век еще не прожит,Чтоб он туда меня вознес, куда подняться сам не сможет.

Не будь рабом пустых забот, встречай судьбу легко и смело,Пока с душой в пути земном еще не разлучилось тело.

Рука невольно потянулась к каламу, на белоснежный лист легли первые строки, подсказанные болью от сознания несбывшихся надежд:

И Солнце доблестей желанье изъявило,Чтоб я служил ему, поправ свои желанья.Жестоко было Солнце!

С утренним светом пришло успокоение, ясность ума. Оставалось еще много незаконченных дел. Надо было брать себя в руки и продолжать работу, делая вид, что ничего не произошло.

Сегодня мы можем только строить предположения о том, что удержало Кабуса от расправы над Бируни. Может быть, Кабус, будучи образованным человеком, понял, какой тяжкий грех он возьмет на душу, приказав казнить ученого, чей выдающийся талант он уже сам успел по достоинству оценить? Или остановился в последний момент, испугавшись, что потомки запомнят его лишь как убийцу одного из самых светлых умов мусульманского мира?

Так или иначе, но роковое решение принято не было. Правда, отныне Бируни больше не приглашали на дворцовые ассамблеи, и в день ноуруза он единственный не получил традиционных даров. Это означало, что Кабус продолжает держать обиду. Но хотя затянувшаяся опала не предвещала ничего хорошего, Бируни, как всегда погруженный в работу, в глубине души даже радовался своей ничем не стесняемой свободе.

Теперь, полностью избавленный от необходимости подчиняться дворцовому распорядку, он стал подолгу отлучаться из столицы, выезжая в соседние рустаки, где руководил строительством подземных кяризов и заодно приискивал подходящую местность для измерения градуса меридиана Земли. Это была его заветная мечта, которую он вынашивал еще с тех пор, когда впервые прочитал о подобном эксперименте, проведенном в начале IX века по приказу халифа Мамуна. Еще до размолвки с Кабусом Бируни подал прошение с тщательно продуманной росписью расходов, необходимых для снаряжения и проведения полевых работ. Определенных средств требовала и подготовка к наблюдению полного затмения Луны, которое должно было произойти вот-вот, в ночь на 15 августа 1003 года, но в это Бируни решил вложить собственные деньги, памятуя о жалобах Кабуса по поводу плачевного положения казны.

Время шло, а ответа от Кабуса не было. Бируни уже начал волноваться, не затерялось ли его прошение среди бумаг эмирской канцелярии, и даже попросил Марзубана навести необходимые справки и при возможности похлопотать за него. Марзубан, понимавший всю опасность подобных ходатайств, обещал, что сделает это, если представится подходящий случай, но, к счастью для него, ждать такого случая не пришлось. Именно в тот день Бируни был вызван в казначейство, где узнал, что по приказу эмира выплата жалованья ему прекращается отныне и навсегда.