Егор Гайдар - Смуты и институты Страница 49

Еще сложнее обстояло дело с собственно имущественными, прежде всего, конечно, земельными отношениями.

В XVII веке характер земельных отношений в России устойчив, хотя и неэффективен. Их основа – поместная система318, закрепощение всего населения государством, всеобщая обязанность службы: для дворян военной и чиновной, для крестьян – податной. Ростки частной собственности слабы и еле различимы, земли одновременно и царские, и дворянские, и крестьянские. Все имеют на них пересекающиеся претензии. Конечно, как и везде, появляются тенденции к приватизации: помещики – условные собственники, стремятся закрепить землю за собой, сделать наследуемой, расширить свои собственнические права. Но этой тенденции противостоит и противоположная – государственный контроль, перераспределение земель.

В начале XVIII века заимствование европейского опыта, традиций придает дворянской приватизации мощный импульс. Оказывается, частная собственность – священное право. Из сложной структуры пересекающихся прав без исторической эволюции, по решению власти из цепочки собственников вычленяется одно звено – помещик, дворянин. Неожиданно для подавляющей части общества – крестьян – дворянство получает все права собственности.

Происшедшая в исторически сжатые сроки аграрная революция, начатая законом Петра I от 1714 года о единонаследии, приравнявшим поместья к вотчинам319, подтвержденная указами 1731 и 1736 годов Анны Иоанновны, закрепленная манифестом 1762 года Петра III о вольности дворянства и жалованной грамотой Екатерины II в 1785 году, по форме сблизила российские земельные отношения с европейскими. Но на деле эта реформа законсервировала крепостничество, затянув, пожалуй, один из самых тугих узлов противоречий в российской истории.

Не проросшая, как в Европе, через века традиций, а насажденная разом государством взамен традиционной феодальной, смешанной, дворянская частная собственность никогда не имела глубоких корней, исторической легитимизации, гарантий правовой устойчивости. Баланс земельных отношений допетровской Руси был резко нарушен. Дворяне держали землю от государства за службу. Если они теперь не обязаны служить, то и крестьяне свободны от своих государственных обязательств их содержать. В обыденном сознании дворянскому праву на землю противостоит имеющее ничуть не меньше оснований крестьянское право. Эту железную, опирающуюся на традиции логику никакими розгами не выбьешь. Конфликт вокруг дворянских и крестьянских прав на землю является постоянной угрозой стабильности и тормозом экономического развития.

Помещичья (вообще частная) земельная собственность в России никогда не воспринималась как вполне легитимная. Это было свойственно всем классам общества, что блестяще зафиксировано в произведениях Л.Н.Толстого, во всем его «дворянско-крестьянском» мировоззрении. Между тем ясно, что до XX века в России практически можно ставить знак равенства между понятиями «земельная собственность» и просто «собственность». Отсутствие традиции глубокой легитимности собственности – вот что трагически отличало Россию от Европы. Отсутствовал, по сути, главный психологически-культурный стержень, на котором крепилось все здание европейского капитализма. Поэтому, естественно, и учения, уже во всем блеске новейшей «европейской рациональности» отрицавшие легитимность частной собственности, наспех переведенные с немецкого, принимались в России как родные…

Екатерина II, хорошо знавшая и понимавшая Европу, ее дух, немало сделавшая для перенесения на российскую почву рыночных институтов (от ликвидации внутрироссийских пошлин до перехода к новой, более свободной, стимулирующей промышленной политике), разумеется, понимала, какой архаикой, каким историческим тупиком является крепостничество. Чтобы увидеть это, достаточно внимательно перечитать ее знаменитый «Наказ». Но, четко и безоговорочно закрепив за дворянами право частной собственности на землю и крепостных, начав, таким образом, именно с дворян формирование свободного сословия, аналога европейских граждан, она и ее преемники сами оказались в историческом тупике.

Освободить крестьян без земли, которую они считают своей, – значит теперь лишь усилить социальные противоречия, деревенскую нищету, к тому же с трудно прогнозируемыми последствиями для государственных налоговых поступлений. Но освободить крестьян с землей, принудить дворян к ее отчуждению – это нарушение дворянских прав, произвол. Первое право, которое решительно отстаивает новое свободное сословие, – священное право частной собственности на свои земли. Корона боялась дворянского заговора (судьбы Петра III и Павла I хорошо помнили!) никак не меньше крестьянских восстаний.

История проектов аграрной реформы, внутренней полемики, тайных комитетов периода Александра I и Николая I – история попыток найти решение этой трудноразрешимой задачи.

Не подтвержденное, но и не опровергнутое историей предание свидетельствует, что Николай I перед смертью взял с Александра II слово разрубить этот узел, освободить крестьян. Вне зависимости от достоверности оно характерно. Крымская война, унизительное поражение, обнажившее отставание архаичной империи от быстро развивающейся Европы, в полной мере выявили и бесперспективность попыток предшествующих десятилетий, и настоятельную необходимость научиться перенимать не только внешние формы, но и внутренний дух европейских установлений.

После Крымской войны для большей части российской политической элиты стало ясно, что пришло время новых интересов, новых планов, что России жизненно необходим цикл реформ, обеспечивающих предпосылки капиталистического развития. Именно в последующее шестидесятилетие эволюция российских общественных институтов – отмена крепостного права, судебные, военные реформы, становление земского самоуправления, укрепление гарантий собственности – максимально сближает их с европейскими, прокладывая дорогу быстрой индустриализации, успехам в экономическом развитии. В этот период на передний план в формировании социально-экономической стратегии выходит один ключевой вопрос: в какой мере свободным от государственной опеки должен быть российский капитализм, российский рынок, и в первую очередь в ключевой для экономики сфере-в сельском хозяйстве, в земельной собственности?

Наследие крепостничества – долгосрочный, растянутый во времени социальный фон. Спустя десятилетия после освобождения крестьян его следы очевидны в экономической жизни, быте, политике. И сегодня, сопоставляя карту итогов выборов 1993 года, выделяя регионы поддержки рыночных реформ, с удивлением обнаруживаешь бросающиеся в глаза совпадения с картой расселения не знавшего крепостничества черносошного крестьянства320.