Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова Страница 5

Ареопагита, Иоганна Таулера. Джерард, может быть, и не запомнит имен этих мудрецов, но их стремление проникнуть в святая святых божественной мудрости поражает его воображение. Проповедники обращаются к пророчествам Даниила и толкуют Откровение святого Иоанна. Они говорят словами Исайи: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы устранить бедных от правосудия и похитить права у малосильных из народа моего, чтобы вдов сделать добычею своею и ограбить сирот».

Джерард много читает. Снова и снова перечитывает тексты священной истории, углубляется в толкования. Среди них самой популярной книгой — почти как Библия — были «Акты и памятники» Джона Фокса; Джерард внимательно ее изучал. Пять эпох, предсказанных Даниилом, означали согласно этой книге 300 лет преследований христиан в Риме, рост новой церкви, ее духовное падение, правление антихриста-папы и, наконец, время реформации и обновления. Точные даты каждой эпохи установить, конечно, было затруднительно, но схема эта утверждала главную идею: недолго осталось править миром беззаконию; страдания пуритан и сектантов неслучайны; спасение и наступление тысячелетнего царства Христова — близко.

Фокс рассматривал библейские тексты и с точки зрения собственно английской истории. И юные подмастерья, читавшие его книгу, сознавали себя действующими лицами великой вселенской драмы. Они читали еще «Книгу мучеников» того же Фокса, где рассказывалось о страданиях пуритан при Марии Кровавой — королеве-католичке, нещадно преследовавшей протестантов, об их благочестии и героизме; читали трактат Джона Нэпира «Ясное раскрытие общего смысла Откровения святого Иоанна», обширный труд Томаса Брайтмана «Откровение Откровения», переведенное на английский язык сочинение Иоганна Генриха Альстеда «Возлюбленный град, или Тысячелетнее правление святых на земле». И уже тогда, в ранние юношеские годы, вставали перед Джерардом Уинстэнли смутные образы грядущего преображения мира, обновления человечества, счастья для всех, справедливости для угнетенных и обездоленных… А может быть, ему попадались в руки и книги великих английских утопистов — Томаса Мора и Френсиса Бэкона…

Но мечты о счастье и попытки проникнуть в тайны грядущего наталкивались на жестокие проблемы дня. Проповедники говорили о свободе веры, о правомерности личных исканий и индивидуального общения с богом, а Уильям Лод, ставший в 1633 году архиепископом Кентерберийским и вторым после короля главой церкви, вел наступление на свободную мысль. Болезненно самолюбивый, ограниченный, жестокий, закосневший в мертвой догме старик требовал соблюдения внешней обрядности, узколобого идолопоклонства, коленопреклонений и бесчисленных крестных знамений, пышного, столь похожего на папистское, богослужения. Выступления тех пуританских проповедников, кого не утвердили в канцелярии Ло-да, были запрещены; тексты проповедей заранее составлялись под бдительным руководством архиепископа и рассылались по приходам. В угоду легкомысленной юной королеве были отменены благочестивые запреты на разгульные воскресные увеселения. А недовольные терпят гонения — их допрашивают с пристрастием в мрачных казематах суда Высокой комиссии, бичуют, клеймят каленым железом, налагают штрафы, бросают в тюрьму.

В знаменательный для Джерарда Уинстэнли год — год окончания семилетнего ученичества и получения прав самостоятельного торговца — архиепископ Лод запрещает переиздание книги Фокса. Жарким июлем весь Лондон собирается на Тайберне: адвокату Уильяму Принну, доктору Баствику и священнику Бертону выжигают на лбу позорное клеймо и отрубают уши — они осмелились открыто осуждать власть епископов. Толпа негодует; она осыпает мучеников цветами; возмущение королевским и епископским произволом растет.

Но и абсолютизм набирает силу. К давлению на умы прибавляется стремление выкорчевать с корнем всякую оппозицию. И еще — королю нужны деньги, деньги во что бы то ни стало. Парламент созывать опасно; значит, надо любыми средствами изыскивать источники побочных, не вотированных общинами налогов. Для выполнения этих задач еще одна зловещая фигура поднимается рядом с королем. Бывший лидер оппозиции Томас Уэнтворт берется навести в стране полицейский и финансовый порядок. Огнем и мечом он покоряет Ирландию, изгоняет местных жителей с плодородных земель, конфискует целые поместья; в несчастной стране свирепствуют иноземные чиновники; процветают незаконные поборы, штрафы, конфискации. Из Ирландии в Уайтхолл щедрой рекой текут деньги. А для усмирения местных жителей Уэнтворт создает в Ирландии регулярную армию. Всем понятно, что эта армия в любой момент может обернуться против непокорных и в самой Англии.

Но королю Карлу этого мало — денег, как известно, всегда не хватает тем, кто хочет жить на широкую ногу. Ежегодно в кухнях королевского дворца Уайтхолла обрабатываются на потребу двора семь тысяч бычьих туш, семь тысяч овец, семь тысяч молоденьких ягнят и двадцать четыре тысячи птиц. Огромные количества свинины, рыбы, дичи стекаются туда; каждый день во дворце накрывают восемьдесят шесть столов — с поистине королевским гостеприимством. Но деньги — где взять денег для такого изобилия, для изысканных вин, для драгоценных шелков и бриллиантов?

И Карл раздает своим придворным и льстивым купцам из Сити монополии и патенты — исключительные права на производство того или другого товара. С тем условием, что получит существенную долю их дохода. Монополии становятся важнейшим средством сбора денег без согласия парламента и значительной статьей государственного бюджета. Монополии на вино и мыло доставляют каждая ежегодно 30 000 фунтов стерлингов, монополия на табак — 13 000 фунтов. Сам король — владелец ряда монополий: ему принадлежит исключительное право выделки золотой и серебряной проволоки, производства булавок, игральных карт и квасцов.

Мелкие и средние хозяева разорялись. Крупные купцы, не получившие патента, негодовали. Экономическое развитие искусственно задерживалось, и владельцы мануфактур теряли стимул к расширению производства. Установление самой возмутительной монополии — на мыло — лишило работы и источника существования множество хозяев и работников.

Потребитель тоже возмущен: подавление свободной конкуренции приводило к чудовищному росту цен, а качество продуктов оставляло желать лучшего. К этому прибавлялось увеличение таможенных платежей и разного рода поборов. Глухое брожение росло, ненависть к абсолютистскому режиму и епископальной церкви искала выхода.

Положенный еще средневековыми обычаями семилетний срок ученичества Джерард Уинстэнли закончил в 1637 году, в возрасте 27 лет. Нудное, опостылевшее обучение позади: 21 февраля он становится фрименом — свободным гражданином Лондона; он принят в компанию торговцев готовым платьем. Он продолжает поддерживать тесные связи с родным Ланкаширом; вероятнее всего, отец посылает ему изделия своей мастерской — платья из сукна и бумазеи, а Джерард продает их в Лондоне.

Вряд ли дело его шло успешно. Созерцательность и устремленность к неведомым глубинам духа — плохие помощники в торговле. Надо было считать десятки дублетов и юбок, заботиться о том, как подешевле купить и подороже