Лидия Авилова - Переписка А. П. Чехова и Л. А. Авиловой Страница 5

Крепко жму Вам руку. Будьте здоровы и счастливы.

Ваш А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

5 февраля 1899 г. Ялта

5 февр.

Многоуважаемая Лидия Алексеевна, я к Вам с большой просьбой, чрезвычайно скучной — не сердитесь, пожалуйста. Будьте добры, наймите какого-нибудь человека или благонравную девицу и поручите переписать мои рассказы, напечатанные когда-то в «Петербургской газете». И также походатайствуйте, чтобы в редакции «Петербургской газеты» позволили отыскать мои рассказы и переписать, так как отыскивать и переписывать в Публичной библиотеке очень неудобно. Если почему-либо просьба эта моя не может быть исполнена, то, пожалуйста, пренебрегите, я в обиде не буду; если же просьба моя более или менее удобоисполнима, если у Вас есть переписчик, то напишите мне, и я тогда пришлю Вам список рассказов, которых не нужно переписывать. Точных дат у меня нет, я забыл даже, в каком году печатался в «Петербургской газете», но когда Вы напишете мне, что переписчик есть, я тотчас же обращусь к какому-нибудь петербургскому старожилу-библиографу, чтобы он потрудился снабдить Вас точными датами[22].

Умоляю Вас, простите, что я беспокою Вас, наскучаю просьбой; мне ужасно совестно, но, после долгих размышлений, я решил, что больше мне не к кому обратиться с этой просьбой. Рассказы мне нужны; я должен вручить их Марксу, на основании заключенного между нами договора, а что хуже всего — я должен опять читать их, редактировать и, как говорит Пушкин, «с отвращением читать жизнь мою»…[23]

Как Вы поживаете? Что нового?

Мое здоровье порядочно, по-видимому; как-то среди зимы пошла кровь, но теперь опять ничего, все благополучно.

По крайней мере, напишите, что Вы не сердитесь, если вообще не хотите писать.

В Ялте чудесная погода, но скучно, как в Шклове. Я точно армейский офицер, заброшенный на окраину. Ну, будьте здоровы, счастливы, удачливы во всех Ваших делах. Поминайте меня почаще в Ваших святых молитвах[24], меня многогрешного.

Преданный А. Чехов.

Теперь меня будет издавать не Суворин, а Маркс. Я теперь «марксист».

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

18 февраля 1899 г. Ялта

18 февр.

Как-то, месяца 2–3 назад, я составил список рассказов, которых не нужно переписывать, и послал этот список в Москву. Теперь я требую его назад, но если в течение 5–6 дней мне не возвратят его, то я составлю другой и пришлю Вам, матушка. За Вашу готовность помочь мне и за милое, доброе письмо шлю Вам большое спасибо, очень, очень большое. Я люблю письма, написанные не в назидательном тоне.

Вы пишете, что у меня необыкновенное уменье жить. Может быть, но бодливой корове бог рог не дает. Какая польза из того, что я умею жить, если я все время в отъезде, точно в ссылке. Я тот, что по Гороховой шел и гороху не нашел[25], я был свободен и не знал свободы, был литератором и проводил свою жизнь поневоле не с литераторами; я продал свои сочинения за 75 тыс. и уже получил часть денег, но какая мне от них польза, если вот уже две недели, как я сижу безвыходно дома и не смею носа показать на улицу. Кстати о продаже. Продал я Марксу прошедшее, настоящее и будущее; совершил я сие, матушка, для того, чтобы привести свои дела в порядок. Осталось у меня 50 тыс., которые (я получу их окончательно лишь через два года) будут мне давать ежегодно 2 тыс., до сделки же с Марксом книжки давали мне около 3 1/3 тыс. ежегодно, а за последний год я, благодаря, вероятно, «Мужикам», получил 8 тыс.! Вот Вам мои коммерческие тайны. Делайте из них какое угодно применение, только не очень завидуйте моему необыкновенному уменью жить.

Все-таки, как бы ни было, если попаду в Монте-Карло, непременно проиграю тысячи две — роскошь, о которой я доселе не смел и мечтать. А может быть, я и выиграю? Беллетрист Иван Щеглов называет меня Потемкиным и тоже восхваляет меня за уменье жить. Если я Потемкин, то зачем же я в Ялте, зачем здесь так ужасно скучно? Идет снег, метель, в окна дует, от печки идет жар, писать не хочется вовсе, и я ничего не пишу.

Вы очень добры. Я говорил уж это тысячу раз и теперь опять повторяю.

Будьте здоровы, богаты, веселы и да хранят Вас небеса. Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

26 февраля 1899 г. Ялта

26 февр.

Многоуважаемая Лидия Алексеевна, посылаю список рассказов, которых не нужно переписывать. Скажите моему переписчику, что я сострадаю ему всей душой. Все мало-мальски порядочные и сносные рассказы уже давно выбраны, и остались непереписанными только плохие, очень плохие и отвратительные, которые мне нужны теперь только потому, что на основании 6 пункта договора я обязан сдать их г. Марксу.

Каждый рассказ переписывается на особой тетрадке с полями, на одной стороне; формат — четверть листа. На каждом рассказе NB: такой-то год, такой-то No.

А это большое удовольствие сознавать, что мне уже не придется для каждой новой книжки придумывать название. Будут просто «Рассказы», том I, том II и т. д. Маркс хочет дать мой портрет, но я упираюсь. Обещает издать прекрасно. Увидим, если живы будем. Новое издание, по всей вероятности, выйдет не раньше августа.

Дней 5–6 назад я послал Вам письмо, а сегодня пишу опять. Что нового в Петербурге и в литературе? Нравится ли Вам Горький? Горький, по-моему, настоящий талант, кисти и краски у него настоящие, но какой-то невыдержанный, залихватский талант. У него «В степи» великолепная вещь. А Вересаев и Чириков мне совсем не нравятся. Это не писанье, а чириканье; чирикают и надуваются[26]. И писательница Авилова мне не нравится за то, что мало пишет. Женщины-писательницы должны писать много, если хотят писать; вот Вам пример — англичанки. Что это за чудесные работницы. Но я, кажется, ударился в критику; боюсь, что в ответ Вы напишете мне что-нибудь назидательное.

Сегодня погода очаровательная, весенняя. Птицы кричат, цветут миндаль и черешни, жарко. Но все-таки надо бы на север. В Москве в 18-й раз идет «Чайка»; говорят, поставлена она великолепно[27].

Будьте здоровы, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

ЧЕХОВ — Л. А. АВИЛОВОЙ

9 марта 1899 г. Ялта

9 март.

Матушка, тетрадки с переписанными рассказами присылайте мне; я буду переделывать, а то, чего переделывать нельзя, — бросать в реку забвения. К числу рассказов, которых переписывать не нужно, прибавьте еще «Козлы отпущения», «Сонная одурь», «Писатель».

В съезде писателей участвовать я не буду[28]. Осенью буду в Крыму или за границей, конечно, если буду жив и свободен. Все лето проживу у себя в Серпуховском уезде. Кстати: в каком уезде Тульской губернии Вы купили себе имение? В первые два года после покупки приходится трудно, минутами бывает даже очень нехорошо, но потом все мало-помалу сводится к нирване, сладостной привычке. Я купил имение в долг, мне было очень тяжело в первые годы (голод, холера), потом же все обошлось, и теперь приятно вспомнить, что у меня где-то около Оки есть свой угол. С мужиками я живу мирно, у меня никогда ничего не крадут, и старухи, когда я прохожу по деревне, улыбаются или крестятся. Я всем, кроме детей, говорю вы, никогда не кричу, но главное, что устроило наши добрые отношения, — это медицина. Вам в имении будет хорошо, только, пожалуйста, не слушайте ничьих советов, ничьих запугиваний и в первое время не разочаровывайтесь и не составляйте мнения о мужиках; ко всем новичкам мужики в первое время относятся сурово и неискренне, особенно в Тульской губернии. Есть даже поговорка: он хороший человек, хотя и туляк.