Иван Парфентьев - Прошлое в настоящем Страница 5

— Вот мы их сейчас и поженим, — грустно пошутил Мартынов.

— Хватит с меня женихов, много было, — сказала Верка.

— Что вам известно о Кленовском овраге? — обратился Мартынов к Подчуфаровой. Но Верка молчала. Тогда Мартынов резко сказал:

— Вы только на воле резвые. А в уголовке, как зайцы, ежитесь!

И приказал:

— Увести!

Короткая очная ставка закончилась. Захаркина увели, но Верку Мартынов допросил задержаться.

— Подождите, барышня, у нас с вами еще разговор будет. — Мартынов усадил ее на стул и предложил стакан крепкого чая.

— Не заслужила, начальник, спасибо.

И она стала рассказывать все, что ей было известно о преступлении в Кленовском овраге. Я записывал ее показания. Подчуфарова говорила правду. В конце рассказа она заплакала и сказала:

— Сын без отца, что голубь без корма. Но я знала, на что шла, вот и достукалась.

— Основательно докатились. Подумали бы о будущем сыне. А вы.

Он махнул рукой. Верка заплакала и дрожащим голосом произнесла:

— Всю жизнь буду ненавидеть этих подонков. Настанет время, своим горбом буду расплачиваться.

Мы отправили Верку в КПЗ, а на допрос вызвали Зябликова. Держался он бодро, словно пришел не на допрос, а в увеселительное учреждение. Его острый нос и впрямь был похож на нос зяблика.

— Какой я бандит, — сказал Зябликов. — Вот Кунаев бандит. Он и оружие имеет, и финка у него наборная, красивая, даже светится ночью. Меня же все пацаном зовут. На побегушках я у них, — пояснил он. — Принеси, отнеси, сбегай. Они держали меня как посыльного. Давали немного денег, к девчонкам приучили, к водке. Вот и все. Я ведь понимаю, что вы меня посадите, но я не был вором и не буду. Вот посмотрите, отбуду срок, сам к вам приду. Я ведь никого не убивал и не грабил. Связался с этой компанией по глупости.

— Что же, это хорошо, что ты сам понимаешь, что натворил. А человеком стать мы тебе поможем, в этом можешь не сомневаться, — сказал я.

Зябликов вел себя искренне, говорил правду, ничего не утаивая.

— Ну, а что нам скажешь о Кунаеве? — спросил Зябликова Мартынов.

— А что Кунаев? Ведите его сюда, я ему все в глаза скажу, что о нем знаю и что думаю.

— Пусть пока посидит и подумает, — сказал Мартынов. — А ты нам расскажи все, что знаешь о Кленовском овраге.

— В Кленовском овраге был Кунаев, Захаркин и я. Поехали мы туда в автобусе. Кунаев на взводе был и все приставал к кондукторше, но она его огрела сумкой. Пришлось утихомириться, и мы спокойно доехали до места. Долго нам ждать не пришлось. Вот появились подводы. Мы подождали, пока они проедут, и Кунаев вспрыгнул на последнюю, которая немного отстала. Не знаю, было ли это совпадением, но колхозник был тот самый, которого видели на рынке. Кунаев сбросил его с подводы и выстрелом прикончил. Потом мы разделили деньги и разошлись по домам.

.Шло время. На свободе гулял только Конопатый. Мы не могли напасть на его след. Рана моя уже зажила, и я совсем не чувствовал боли. Работать мне стало легче. Не мог же он исчезнуть бесследно, думал я, ведь человек не иголка. Если он в городе, можно что-нибудь придумать. И я решил рискнуть. Будь что будет! Надо поверить в искренность Евсеева и проверить ее на деле. Он ведь вор и согласится поймать «чужого», если, конечно, решил завязать. Я поделился своим планом с Коршаковым. Он согласился со мной. Дал свое согласие на эксперимент и Мартынов.

Но уговорить Евсеева пойти с нами было нелегким делом.

— Послушай, Сергей, — говорил я ему, — ты молод, у тебя еще все впереди. Подумай о матери, ты у нее один. Поможешь и себе и нам.

Евсеев курил одну за другой папиросы, он то раздражался, то снова приходил в себя.

— Нет, нет, не могу я за чужие дела браться. Нет у нас такого закона. Сами ищите этого гада.

— Эх, ты, — сказал я ему, — в какие такие законы ты веришь? У тебя должны быть одни законы — законы Советской власти. Или ты не веришь в Советскую власть? Она всех врагов в порошок стерла. Что же ты думаешь, с такими, как Конопатый, она не справится? Справится, и очень скоро. Мы тебе верим, Сергей. Если хочешь, мы тебя до суда на свободу даже выпустим. Побудешь хоть немного дома с матерью.

Разноречивые чувства боролись в Евсееве. Он не мог нарушить воровской закон. И в то же время понимал, что жить нужно иначе. Он долго еще сопротивлялся, но все-таки разум взял верх.

— Никому бы не помог и не поверил. Вам, Иван Васильевич, помогу: говорите, что нужно делать.

Я облегченно вздохнул, и мы пошли к Мартынову.

Мы выпустили Евсеева на свободу. Я хотя и верил ему, но все-таки боялся: а вдруг обманет?! Но этот человек выдержал экзамен. Однажды вечером кто-то резко постучал в окно моего кабинета, благо кабинет был на первом этаже.

Я вышел в сад. У окна стоял Евсеев.

— Быстрее собирайте ребят, Иван Васильевич. А то может уйти.

Мы быстро собрали оперативную группу и пошли к дому, где по расчету Евсеева должен был быть Конопатый. Его дом стоял на окраине города. Мы постарались сделать так, чтобы Конопатый не смог ускользнуть от нас.

— Давай, — сказал я Евсееву.

Евсеев постучал в дверь. Молчание. Но вот дверь открылась, и из дверей высунулся человек с пистолетом.

Коршаков сильным и ловким ударом выбил из его рук пистолет и всем телом навалился на Конопатого.

Так Сергей выполнил свое обещание, которое помогло людям избавиться еще от одного бандита.

Однажды, когда я отдыхал в санатории на берегу моря, меня кто-то окликнул.

— Сергей?! — удивленно сказал я.

— Да, он самый, Иван Васильевич.

Евсеев познакомил меня с женой и с маленьким сыном. Он приехал первый раз в жизни отдыхать по-настоящему. Теперь передо мной стоял не вор Сережка, а хороший инженер. Я был рад, что Сергей стал человеком.

ТРОЕ В САНЯХ

И снова я возвращаюсь мысленно к дням моей юности. Снова я думаю о тех бессонных ночах, о долгих поисках, о встречах с очень разными людьми. Жизнь учила нас мужеству, выдержке. Приходилось браться за трудные, порой рискованные дела. Вот о какой истории хочу рассказать.

Теперь исчезла эта проблема — трудоустройство цыган. Давно перестал существовать последний табор с разноголосицей ссор, драк, краж. Цыгане стали людьми труда, науки, искусства. Но нет-нет да и даст знать о себе прошлое, всплывет в каком-нибудь запутанном деле.

Это случилось зимним вечером, перед самым закрытием сельмага, что был на привокзальной площади станции Столбовая. Николай Васильевич Бочаров, заведующий, считал выручку и сортировал купюры, когда в магазин зашли двое в тяжелых полушубках. Раздался выстрел, и завмаг всей грудью навалился на прилавок.