Станислав Горский - Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши Страница 5

Воспользовавшись тем, что артиллерийского огня не стало, нам подали команду вперед. 600 метров по полю мы преодолели на предельной скорости, которую позволял раскисший грунт. За это время пришлось сделать две короткие остановки и открывать огонь по скоплению немцев на улице поселка. Справа от нас двигались вперед еще две машины нашей батареи, а остальных мне не было видно. Уже позже мы узнали о том, как товарищи из нашего дивизиона на правом фланге отбивали контратаку немцев, поддерживаемых танками. Мы же в это время заканчивали очистку Дембы от последних гитлеровцев. Последний снаряд я выпустил по фашистам, убегающим по разрушенным фермам моста через Западный Буг. На той стороне реки продолжалась дорога, которая вела в столицу Польши – Варшаву.

На небольшой площади этого Дембы стояла группа пленных немцев. Возле них было четверо наших бойцов. Долговязый сержант давал какие-то наставления бойцу в плащ-палатке, а тот кивал и показывал рукой в сторону Сероцка. Видимо, это означало, что пленных надо доставить на пункт сбора в Сероцке. Получив указание по радио, куда нам следует собираться для получения следующей задачи, я отправился искать пехотного офицера, чтобы доложить ему о наших дальнейших действиях, но прежде мы замаскировали машину за стеной дома на случай, если будет артналет. Я смотрел на разрушенный мост, на его стальные фермы, исковерканные взрывом, и подумал: сколько же в этой войне развалено, сожжено, исковеркано, искалечено, стерто с лица земли?

Бои на плацдарме расширялись, налаживалась переправа, все больше войск переправлялось на этот берег. Вот и наши снабженцы подоспели. Машины со снарядами нас обрадовали, а то боеукладки в каждой самоходке были уже пусты. Солдат всегда рад прибытию кухни, боепитанию и почтальону! Эти мероприятия всегда придают бодрости. Машины со снарядами нас обрадовали. Видимо, переправа стала работать стабильно, и теперь можно было надеяться на постоянное и своевременное снабжение нас и горючим, и боеприпасами. Было уже за полдень, осенний день короток, и не заметишь, как наступят сумерки. Мы спешили заполнить боеукладку, чтобы не чувствовать снарядного голода, даже на днище уложили десяток бронебойных – лишними не будут! На скорую руку перекусили остатками того, что было в запасе: кухня пока что еще не смогла нас найти.

Мы торопились на новые огневые позиции на танкоопасном направлении. Перед наступлением темноты батальон, который мы поддерживали, выдвинулся на правом фланге вперед и нуждался в нашей поддержке. Направление движения батальона было определено вдоль правого берега Нарева на старинную крепость Модлин. На рубеже атаки нас встретил командир батальона и стазу же поставил задачи командиру батареи. С этим батальоном мы шли от самой переправы, и бойцы уже к нам привыкли, и, видимо, мы им полюбились.

Танков на этом направлении не было, а у нас все-таки какая-никакая, а броня, и это не малый психологический фактор в бою. Бойцы в атаке жались к СУ-76 и защищали их, когда это было надо. Уточнив задачу, командир взвода старший лейтенант Приходько указал нам ориентиры на местности и направление движения. Ждали сигнала – три зеленые ракеты, но в это время немцы открыли такой мощный артиллерийский огонь по изготовившейся пехоте, что пришлось ждать, пока наша артиллерия ответным огнем не заставила гитлеровцев замолчать.

Огонь наших «катюш» был губителен. К их огню присоединились батареи, которые еще были за Наревом. Эта дуэль задержала нашу атаку, но дала возможность лучше разобраться в рельефе местности, уточнить еще раз маршруты движения вперед, наметить более удобные и вероятные короткие остановки для стрельбы с наилучшим использованием складок местности, которые не простреливались вражеской артиллерией.

Упали на землю три зеленые ракеты, пехота поднялась и пошла вперед на видневшуюся синеватую полосу леса, до которой было не более трехсот метров. Самоходки двигались почти вместе с пехотой, порой выскакивая вперед ее на полсотни метров. Нас часто называли танки сопровождения пехоты, но какие же мы танки? Ведь даже снаряд малого калибра пробивал нашу лобовую броню. Но где уж было разбираться пехотным командирам в таких тонкостях, ведь у нас была броня и мы двигались вперед, решая те же боевые задачи, что возлагались и на королеву нашего советского танкового парка – на прославленную тридцатьчетверку.

Упорного сопротивления, которого ожидали, мы не встретили. Видимо, наша артиллерия хорошо поработала по немецким позициям. Редкие цепи пехоты едва поспевали за нами, и, чтобы ускорить темп продвижения, мы посадили на броню бойцов, которые бежали по вязкому полю и были ближе к нам. Так продолжалось почти до самого леса. Но вдруг что-то застопорилось. На правом фланге солдаты залегли, а те, что были на броне правофланговой машины, попрыгали на землю и присоединились к лежащим на поле. Гитлеровский пулемет косил наших бойцов.

Командир СУ старший лейтенант Тимаков развернул свою машину в его сторону и огнем орудия подавил пулемет. Как по команде, бойцы вскочили и ринулись к лесу. Этого было достаточно, чтобы подбросить азарта и другим бойцам, действовавшим в центре. И уже вся опушка леса оказалась в наших руках. По краю леса были редкие окопы, в которых оборонялись гитлеровцы, но натиска наших бойцов они не выдержали и побежали в глубь леса, бросая свои позиции. Конечно, лесом назвать эту довольно большую лесополосу нельзя. Скорее это была большая роща и довольно вырубленная. Большие деревья были использованы для строительства оборонительных сооружений на плацдарме. С опушки этой рощи просматривался и ее другой конец. Отдельные деревья так и валялись, видимо, немцы не успели их вывезти. На противоположной стороне леска наше продвижение было остановлено и приказано закрепиться.

Сумерки, надвигавшиеся над полем боя, говорили нам о том, что следует остановиться, так как дальнейшее продвижение становилось неразумным и могло привести к нежелательным для нас потерям. Во-первых, мы ничего не знали о противнике впереди нас и о его системе огня, а в темноте можно напороться и напрасно положить и без того малочисленные роты. Во-вторых, пехота устала. С самого раннего утра и до позднего вечера бойцы были на ногах и все время под огнем противника. Такая нагрузка была невмоготу, ребята просто валились с ног, а сменить их пока было некем. А осенняя пора делает дороги тяжелыми. На сапогах были пудовые гири грязи, которые приходилось постоянно счищать.

Дали распоряжение закрепиться. У кого еще были силы, копали себе окопы. Мы тоже нашли себе удобную ложбинку с хорошим сектором обстрела и взялись за лопаты, чтобы хоть как-то приспособить ее для окопа. Копать не было сил, но надеяться на то, что кто-то поможет, было бессмысленно. Все болело – и руки и ноги. Предыдущую ночь отдыхали плохо и весь день были в бою. Но есть такое слово – надо, и, понимая это, мы копали. Каждая выброшенная лопата земли была в несколько раз тяжелее, чем она была на самом деле. Постепенно, лопата за лопатой, и вот уже движения становятся механическими, и ты бросаешь и бросаешь несчастную землю. Потому что знаешь, что, не выкопай окоп, в случае танковой атаки немцев нельзя будет успешно вести бой. Но тут произошло невероятное: пришли четверо бойцов из роты, которую мы поддерживали в бою, и доложили, что их командир взвода послал к нам на помощь. Командир машины молча отдал лопату одному из бойцов и пошел к пехотному командиру увязывать вопросы взаимодействия.