Виктор Андриянов - Гейдар Алиев Страница 5

Жарким августом 1936 года Довлат отправился в соседнее село Гейдере, к другу отца Зейналабдину. Там как раз был гость из Нахичевани — молодой, симпатичный парнишка.

— Гейдар, — протянул он руку. А хозяин добавил:

— Это мой племянник, сынок Алирзы, брата из Нахичевани.

Так они познакомились, а вскоре и подружились, когда в том же августе поступали в Нахичеванский педагогический техникум.

Чуть позже нам посчастливилось встретиться еще с одним человеком, в памяти которого живы те далекие годы. Это старый учитель Лятиф Гусейнзаде. Он учил Гейдара, Довлата, их сверстников родному языку. Встреча с ним казалась невероятной до той самой минуты, пока мы не позвонили в дверь его квартиры в обычной бакинской пятиэтажке, в доме без лифта, с грязноватым подъездом, раскуроченными почтовыми ящиками. Но за дверью была аккуратная прихожая, в рабочем кабинете — книги до потолка на азербайджанском, русском, фарси, турецком — и компьютер. У нашего собеседника прекрасная память, вот только слух порой подводит, и тогда на помощь приходит Руфат, его сын, профессор.

К столетию своего учителя — это было в 2003 году — Гейдар Алиевич прислал Лятифу-муаллиму, старейшему педагогу страны, теплое поздравительное письмо и наградил его, первым среди учительства, орденом Независимости («Истиглал»).

— Гейдара, ему в ту пору было тринадцать лет, а в педтехникум принимали с четырнадцати, привел отец. Сынишка, мол, мечтает быть учителем, — вспоминает Лятиф Гусейнзаде. — Я в ту пору работал завучем. «Что же, давай побеседуем», — сказал я подростку.

Гейдар уверенно ответил на все вопросы, и завуч повел его к директору техникума Казыму Талыблы: «Этот паренек хорошо знает азербайджанскую литературу, историю, любит читать, владеет речью, думаю, из него получится хороший учитель». Директор предложил провести еще собеседование по математике. Преподаватель математики Тофик Бекташи, кстати, выпускник Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова (после Нахичевани преподавал теоретическую механику в Баку), тоже остался доволен абитуриентом.

— Гейдар с первых же дней стал одним из самых лучших наших студентов, — продолжает Лятиф Гусейнзаде. — К нему с большим уважением относились даже горделивые старшекурсники и в глаза и за глаза называли «Генералом», словно предугадывая его будущее звание.

В техникуме, как вспоминают многие выпускники, были хорошие кабинеты и лаборатории, военно-спортивный комплекс, киноустановка. Студенты все свободное время отдавали спорту — прыжки, бег, турник, волейбол, тир. Ребята гордились, когда им перед строем вручали значки «Ворошиловский стрелок». Тогда и Гейдар Алиев получил первую в его жизни награду. Он успевал заниматься и военным делом, и спортом, и рисованием в кружке у Шамиля Казиева. Работы молодых художников показывали на городских выставках.

Одной из самых популярных тем была армейская. «Все мы в то время готовились защищать СССР, — вспоминает Довлат Мамедов. — На наших рисунках летели самолеты с красными звездами, наступали советские танки».

Далекая окраина жила одними заботами со всей большой страной. В Нахичеванской республике, в Джульфе строили горно-металлургический комбинат. Ребята считали его таким же важным для Советской страны, как Днепрогэс Магнитка или Уралмаш. Гордились успехами хлопкоробов республики и бакинских нефтяников. И ждали с нетерпением, когда свет придет в Нахичевань, где еще не знали электрических лампочек и где на весь город был десяток телефонов.

Но клуб имени Тельмана жарко аплодировал Ибрагиму и Зарош Гамзаевым — будущим народным артистам республики. Движок киноустановки раздвигал перед ними горизонт, и они видели и Баку, и Москву, и Ленинград, и немыслимо далекий Комсомольск-на-Амуре… Часто в техникум приходили пограничники — русские, азербайджанцы, украинцы, армяне… Ребята завидовали им, гурьбой провожали до заставы. Именно тогда у Гейдара зародилось и сохранилось на всю жизнь особое уважение к пограничникам. Государственная граница Союза Советских Социалистических Республик проходила совсем рядом. Рукой подать, как говорят в таких случаях.

Мосты через Аракс в ту пору не объединяли, а разделяли разные берега. Но задумались об этом — и на одном, и на другом берегу — только через много-много лет. Для того должен был измениться сам окружающий мир. Или — точнее — люди должны были изменить его.

Пройдут десятки лет, сменятся эпохи — и Гейдар Алиевич Алиев скажет ретивым «обновителям» истории: «Нельзя перечеркивать прожитые годы ради кого-то, чего-то. Ибо они, хорошие ли, плохие ли — история, а перечеркивать историю никому не дано». Это был и ответ оппонентам, и совет умудренного жизнью человека. Ему и его поколению нечего стыдиться своей молодости — студенческой, комсомольской, военной…

1939 году он с отличием окончил педагогическое училище — так теперь называли их техникум. «Гражданин Алиев Гейдар Алирза оглы как выполнивший все установленные учебным планом 1938/39 г. требования, — говорится в дипломе, — пользуется правом преподавания в начальной школе, 1–4 классы неполной средней и средней школы».

Документ написан на двух языках — азербайджанском и русском и бережно хранится сейчас в Нахичеванском музее Гейдара Алиева.

Рядышком на стенде коллективный снимок: студенты и преподаватели. Сначала, конечно, профили Ленина-Сталина, а потом, в традиционных овалах, педагоги. Иманов, Гусейнов, Земанов, Аббасов, Исрафилов, Бекташи, Искендер (погиб в Великую Отечественную), Ахундов, Григорьев, Мкртычян, Газиев… Даже по фамилиям под тусклыми снимками видно, что учили ребят люди разных национальностей, а больше всего среди них было, понятно, азербайджанцев.

Заканчивались тридцатые годы, славные и горькие. Ударные стройки и ночные «воронки»… Исчезли с газетных страниц строки Гусейна Джавида. Целые полосы занимали теперь отчеты с исступленных митингов: «Трудящиеся Баку единодушно приветствуют приговор Военной коллегии Верховного суда СССР над фашистской бандой троцкистских ублюдков. Над головами демонстранты несут тысячи портретов товарища Сталина и его ближайших соратников, знамена, транспаранты. Отвратительные рожи бандита Троцкого и осужденных глядят с карикатур, где подлые псы изображены со своими фашистскими хозяевами» (газета «Молодой рабочий», орган ЦК и Бакинского горкома ЛКСМ Азербайджана. 1937, 2 февраля). Самед Вургун написал первые главы «Комсомольской поэмы», представил привлекательный образ Герай-бека, хотя это и был по идеологическим меркам представитель «враждебного класса». Только через годы придут к читателям романы «Мы» Замятина, «Котлован» и «Чевенгур» Платонова. Естественно, наш герой еще не мог осознавать всех тонкостей тотального нивелирования мысли. Но юный Гейдар Алиев не мог не знать о кампании, направленной против национального музыкального инструмента — тара (в России пытались даже ополчиться против скрипки); он читал стихи вдохновенного Мушфика «Звени, тар!». Черный тридцать седьмой оборвал и эти струны.