Борис Бурда - Великие романы великих людей Страница 5

Хюррем: она же Хасеки

Настя стартовала в чудовищно опасной гонке за внимание султана. Соперниц сотни, и все красавицы… Многие из них поступали в гарем, как современные подростки в престижный вуз, – по немалому конкурсу, в тяжелой борьбе, мечтая, что выберут именно их и вся их дальнейшая жизнь будет счастливой, почетной, обеспеченной и интересной, гораздо лучше тяжелой и рутинной работы в черкесском ауле или грузинской деревне. В общем, в гарем рвались точно так же, как в МГИМО или МТФИ; готов поспорить, что даже через знакомых блат у торговцев живым товаром искали и взятки давали, лишь бы получить стамбульскую прописку любой ценой. И за внимание султана боролись так же – будучи готовой на все, лишь бы повелитель остановил свой взор. Что помогло Насте добиться этого, оставив кучу народу за бортом? Популярные статьи полны душещипательных историй о начале ее романа с султаном, но в исторических статьях им нет подтверждения, а выдумать можно и поэффектней. Все сходятся лишь на одной ее особенности, подтвержденной и ее современниками, – звонком заразительном смехе, не обратить на который внимание было просто невозможно. Нервных мужчин это пугает, иногда до вспышки гнева, но Сулейман явно не был таким. Он заметил этот смех и решил познакомиться поближе с той, которая так заразительно смеется. Впоследствии слово Хюррем, по-турецки «смеющаяся», стало ее именем для всех ее окружающих, кроме султана – он чуть позже стал называть ее Хасеки, что по-турецки значит «милая сердцу». Вот этому приходится верить – слишком много свидетельств. Понимаю султана – такой смех действительно обращает на себя внимание. Сам знаю двух женщин с таким смехом, и в обеих течет украинская и польская кровь. Случайное совпадение? Что-то не похоже… Зато теперь у Насти есть новое турецкое имя – будем теперь называть ее так. Роксоланой уже не стоит, очень вскоре после своего возвышения она его весьма символически передарила. Видите ли, носик у нее был по-славянски курносый, и на самом известном ее портрете это было весьма заметным образом запечатлено. А ближе к нашим временам зоологи открыли в Китае весьма эффектных мартышек с золотисто-оранжевой шерстью, синей мордочкой и вздернутым курносым носиком. По этому носику им и дали имя – Pygathrix roxellana, мартышка-роксолана по-нашему. Вот эту мартышку Роксоланой и зовите, а Настя Лисовская теперь Хюррем.

Дальше происходит то, что бывает очень редко, а с турецкими султанами не бывало практически никогда – весь продуманный, рассчитанный на султана любого темперамента и готовый к работе на полную мощность Дурр-ус-Саадет перестает давать стране угля. Никому не надо. Одалыки бездельничают, портят зубки сладостями, перемывают косточки друг другу, всему посольскому корпусу и лично Его Величеству, любятся с евнухами и друг с другом так, что дым идет, а Хюррем в султанской койке отдувается за весь трудовой коллектив, а всех прочих доблестных гаремных тружениц возвратно-поступательного движения, кроме Хюррем, беспокоят все реже и реже! Кормить и снабжать не перестают, Боже упаси, – просто оставили в покое, сплетничать и интриговать практически не мешают, а вот работать не зовут. Зато иностранные посланники при деле, контора пишет, их государям уходят донесения одно другого занимательней, скажем, Карлу V сообщают, что «единственным изъяном в характере Сулеймана является его чрезмерная преданность жене». На этих гяуров не угодишь – гарем, видите ли, им не нравится, а если султан предан одной женщине, это им тоже плохо! Кстати, обратите внимание: не наложнице, а жене – шести лет не прошло, как после рождения сына султан на Хюррем официально женится, кто ему запретит?

Мехмед Фатих: султанским братьям не жить!

Этот брак оказался не только счастливым, но и многодетным: четыре сына и дочка, причем, что для турецких султанов нетипично, от одной женщины, а не от пяти. Но вот что интересно: сыновей рожали, воспитывали, учили, папочка игрушки дарил, ласкали, холили, баловали, чествовали – и все для того, чтоб убить всех до единого! Их родной единокровный брат, родившийся раньше, как только воссядет после смерти отца на престол, был должен выполнить закон великого султана-завоевателя, покорителя Константинополя Мехмеда Фатиха, – перебить всех своих братьев до единого, да еще и беременных отцовских наложниц прикончить, чтоб никто, кроме нового султана, на престол не претендовал. Вполне в духе грозного истребителя Византийской империи – он, когда кто-то из его слуг съел ранний огурец, на который сам султан уже нацелился, не мучил их допросами, не пробовал, как многие небось заподозрили, добыть истину пытками, а просто приказал по очереди вспарывать подозреваемым животы и искать кусочки огурца – чай, не переварились еще. У пятого нашли, так ему еще и голову отрубили, остальным, считай, повезло, а первым четырем – не очень. Что такому рачительному хозяину собственные дети по сравнению с угрозой смятений в империи? Его правнук Сулейман тоже воцарился по обычаю, и ни единого братика у него к моменту коронации не было, подевались куда-то, – так какие могут быть сомнения в судьбе Сулеймановых сыновей после его смерти? А старший сводный братец у сыновей Роксоланы есть – Мустафа, сын черкешенки Гюльбехар. Талантливый молодой человек, любимец стамбульского плебса, умный, храбрый, свирепый и кровожадный – в общем, гораздо больше годится в турецкие султаны, чем его относительно интеллигентный папочка. Вот придет за Сулейманом Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, воссядет Мустафа на престол и тщательно проследит, чтоб верные слуги сделали его круглым сиротинушкой (разумеется, за исключением валиде-султан, мама – это и у турок святое). За это ли Хюррем боролась? Ой, боюсь, не смогла она окончательно стать турчанкой – у них стерпеть такое как-то получается, а при типично славянском отношении к детям не выходит. Чтоб избежать такого исхода, делается все возможное, а невозможного просто не существует. Только смерть способного наследника Мустафы спасет ее детей, да еще в придачу и нанесет опасный удар империи, которая обрекла ее на рабство, – разве могла она не желать этого хотя бы иногда, может быть, и не осознавая этого?

Поход Сулеймана на Нахичевань. Миниатюра XVI в.

У мужчин есть ум, а у женщин – чутье. Гюльбехар сразу почувствовала, что новая симпатия султана является смертельной угрозой и ей, и ее любимому сыну. Еще в самом начале карьеры Хюррем столкнулась с дополнительной проблемой. Первая на тот момент по рангу кадын-эфенди относилась к ней отнюдь не нейтрально, оскорбляла ее, унижала, а однажды не выдержала и прибегла к рукоприкладству: расцарапала лицо, вырывала клоки волос – ну вот видели, как пьяные бабы на базаре дерутся? Так разгневанные султанши вдвое хуже, не извольте сомневаться. Но расцарапанная, взлохмаченная и, скорее всего, покусанная Хюррем обладает стальной волей, умеет делать большие ставки и наносит совершенно неожиданный ответный удар. Когда уже приметивший ее султан призывает ее к себе, она смиренно, но непреклонно отвечает, что по воле госпожи старшей султанши она сейчас к употреблению по назначению совершенно непригодна и скорее отправится в пресловутый кожаный мешок с кошкой и змеей, чем нанесет обиду любимому руководителю столь непристойным внешним видом. Все ожидали, что именно этим дело и кончится, ведь недавно одна из султанских любимиц по имени Гюльфем угодила в этот самый мешок за существенно меньшее преступление – она продала свою очередь к султану, тихо-мирно, без скандала на весь Дом Счастья. Что же султан сделал с Хюррем? А ничего, только разобрался во всей этой истории, и после этого влияние Гюльбехар на султана начало стремительно падать. Кончилось это отправкой Мустафы на пост губернатора в отдаленный вилайет, разумеется, вместе с матерью – чтоб не разлучать ее, бедняжку, с сыном, за которого она так волновалась. А при абсолютной монархии влияние кончается вместе с удалением от монаршей особы. Ближе Хюррем к Сулейману теперь никого нет, ее влияние на жизнь империи османов усилилось до предела. Не слишком ли это опасно для империи, по законам которой ее оторвали от дома и продали в рабство? Или, воссев на престол этой империи, она все забыла и простила? Будет видно по ее делам.