Ева Берар - Бурная жизнь Ильи Эренбурга Страница 5

В воздухе витало тревожное предчувствие больших перемен; в семейном гнезде становится тесно. В конце концов их дом не выдержал потрясений: Григория Григорьевича уволили с завода, он потерял должность и директорский кабинет. Илья вместе с матерью и сестрами находится в это время на водах в Эмсе. Женщины решили продлить свое пребывание в Германии, а Илья один отправился назад в Москву. Они поселились с отцом в меблированных комнатах. Илья восхищен их новым независимым и неустойчивым существованием. Он не слишком тоскует по уютному семейному очагу и быстро находит ему замену у своих однокашников-гимназистов.

Как только Илья сдал вступительные экзамены и успешно преодолел барьер «процентной нормы», он тут же забросил учебу. В гимназии интеллектуальным развлечением стало редактирование рукописного школьного журнала «Новый луч»: «В этом журнале мы говорили о том, что „знание победит мрак невежества“»[13]. В ожидании грядущего освобождения Илья проводил время у ворот соседней женской гимназии. «Перейдя в четвертый класс, я почувствовал себя взрослым и начал влюбляться в различных гимназисток, убегал до конца урока, ждал девочку у выхода и нес ее книги, аккуратно завернутые в клеенку»[14]. В своем первом автобиографическом романе «Книга для взрослых», написанном в 1935 году, он дает понять, что в гимназическую большевистскую организацию он попал благодаря своим подругам — сестрам Львовым, светловолосой Егоровой, а также благодаря Николаю Бухарину: «Бухарин был весел и шумен. Когда он приходил в квартиру моих родителей, от его хохота дрожали стекла…»[15] В воспоминаниях, вышедших в шестидесятые годы, Эренбург более серьезно описывает свой приход в РСДРП: «Я познакомился с некоторыми учениками старших классов: с Бухариным, Астафьевым, Циресом, Ярхо. От Бухарина я услышал впервые про исторический материализм, про прибавочную стоимость, про множество вещей, которые показались мне чрезвычайно важными и которые резко переломили мою жизнь»[16].

Много позже, в 1960 году, Эренбург обратится к Н.С.Хрущеву с просьбой разрешить опубликовать в мемуарах «Люди, годы, жизнь» главу, посвященную «Бухарчику». Последует отказ: несмотря на разоблачение культа личности и XX съезд, Бухарин так и останется главой «правой оппозиции», врагом коллективизации и индустриализации страны. Эренбург будет вынужден, говоря о друге своей юности, прибегать к намекам и уклончивым формулировкам. Но в годы юности дружба с Бухариным сыграла для Ильи решающую роль.

В главе, представленной на суд Хрущева и так и оставшейся не изданной вплоть до 1988 года, Эренбург напишет: «Бухарин был героем моей молодости, близким другом, старшим по возрасту. Он еще меньше меня казался приспособленным к политике. Он был полон радости, задора и юмора. Он любил поэзию и живопись. Сегодня я вспоминаю его с нежностью и с чувством признательности»[17]. Бухарин происходил из православной семьи, но рано отказался от религии. Эренбург, также порвавший со своим окружением, с энтузиазмом разделял устремления своего друга, которые, впрочем, пока еще были весьма неопределенны: бунтарский дух выражался во фразах, заимствованных отчасти из марксистского, отчасти из народнического лексикона. Революция 1905 года придаст им новую определенность.

В ноябре 1904-го Эренбург и его товарищи проводят время в университете. Они влились в ряды студенчества: это и опьяняло, и таило в себе новые опасности. Молодые люди защищали университет, ставший одним из штабов революции: «Мы развели костры, жевали колбасу и пели: „Смело, друзья, не теряйте бодрость в неравном бою!..“ Мне было четырнадцать лет, и теперь можно признаться, что в моей голове Карл Маркс мешался с Фенимором Купером»[18].

В августе 1905 года правительство уступило требованиям профессоров и студентов: университету вернули автономию. Впоследствии Витте признал, что эта мера стала первой брешью, через которую революция, прежде вызревавшая в подполье, вышла на свет. Студенты открывают аудитории для массовых митингов, где заседали вместе с рабочими и гимназистами. 17 октября 1905 года, под угрозой всеобщей забастовки, император Николай Второй подписывает манифест, в котором учреждаются Государственная Дума, новый избирательный закон, даруются основные гражданские свободы. Политические партии выходят из подполья, избирательное право признается и за еврейским населением. Но в начале декабря в Москве снова вспыхнула всеобщая стачка, на сей раз переросшая в вооруженное восстание: «Помню декабрь: тогда впервые я увидел кровь на снегу. Я помогал строить баррикаду возле Кудринской площади. Никогда не забуду Рождества — тяжелой, страшной тишины после песен, криков, выстрелов»[19]. Через несколько дней восстание было подавлено.

Революция закончилась. Молодым людям пришлось снова определяться в обычной жизни. Эренбург возвращается в гимназию, однако несколько месяцев, проведенных в эпицентре борьбы, заставили его повзрослеть раньше времени. Вскоре он бесповоротно бросает школу, предпочтя урокам участие в подпольной деятельности. В докладе начальника Московского охранного отделения фон Котена, посвященном подпольной социал-демократической организации в средних учебных заведениях Москвы, говорилось, что «партия приобрела для себя из среды учеников новых работников», наиболее активные из которых работают в качестве «районных пропагандистов»[20]. В числе их были названы Николай Иванович Бухарин и Илья Гиршев Эренбург.

Революционер-подпольщик

Неудача, которую потерпело вооруженное восстание, лишь утвердила молодых революционеров в правильности выбранного пути. Надо было только выработать новые аргументы, способные оправдать риск, заложенный в работе в революционном подполье. Статья, написанная Эренбургом в 1907 году для социал-демократической газеты «Звено», хорошо отражает тогдашнее его настроение: здесь и риторика рабочих маевок, и эсеровский пламенный романтизм, и призывы к дисциплине чисто ленинского стиля:

«С твердым сознанием новой силы, со светлой верой в конечную победу загнанный в подполье пролетариат оттачивает свое оружие — строит свою рабочую партию… Под красное знамя зовет он всех униженных и оскорбленных, всех, кто искренне жаждет обновления человечества. Тернистой, но верной дорогой идет он к цели — социализму. И нет, и не должно быть зрителей в этой исторической борьбе: кто не с ним, тот против него. К тем из учащихся, кто решил отдать свою жизнь делу освобождения труда, будет направлено наше слово. Мы хотим подготовить их к трудной роли быть барабанщиками и трубачами великого класса, хотим научить их науке борьбы, хотим спаять их крепким звеном с мессией будущего — пролетарием»[21].