Александр Гусев - Евгений Нестеренко Страница 5

«Аркель баса Евгения Нестеренко почти неизбежно наводит на мысль о том, что корни „Пеллеаса“ уходят в творчество Мусоргского».

Одновременно с участием в постановке оперы «Пеллеас и Мелизанда» Нестеренко выступил и в роли Мефистофеля в «Фаусте» Гуно. Эту партию он пел на сценах многих театров, но в спектакле «Ла Скала» впервые исполнил ее на французском языке. «Самым большим сюрпризом, — откликнулась газета „Унита“, — было исполнение партии Мефистофеля Евгением Нестеренко, который, приехав в Италию четыре года назад в составе Большого театра, триумфально выступал в партиях Руслана и Игоря. Сейчас он поет по-французски с той же уверенностью и в этом дьявольском облике производит сильное впечатление как красотой голоса, так и силой интерпретации, хотя и не порывает с классическими традициями: то несколько зловещие изломы голоса, то искрометность и напор (особенно в Серенаде) подтверждают, что его Мефистофель является великолепным результатом современного преломления традиции, заложенной еще в начале века великим Шаляпиным». Да, снова то же сопоставление, та же параллель, возникающая, конечно, не случайно.

Выступления певца в Италии в сезоне 1976/77 года стали истинным триумфом советской вокально-исполнительской культуры.

Многостороннему раскрытию таланта Нестеренко, становлению его как мастера, как художника во многом способствовало еще одно обстоятельство. В самом начале своей творческой жизни он — и здесь снова сказались благотворные заветы его учителя В. Луканина — обратился к камерной музыке. Это помогло ему выработать высокую культуру слова и музыкальной фразы, обрести творческую самостоятельность, глубину постижения музыкального образа, выявить многие тонкие грани своего дарования.

«Князь Игорь».

Нестеренко в такой же мере камерный певец, как и оперный. В камерном исполнительстве его привлекает большая свобода в выборе репертуара и интерпретации, более широкие возможности работы над современными сочинениями. Нестеренко категорически отвергает мнение, будто в камерном пении голос играет чуть ли не второстепенную роль. Напротив, на эстраде его голос звучит так же наполненно и сочно, как и в опере, но при этом певец заставляет свой мощный вокальный аппарат работать с ювелирной точностью, меняет масштабы и средства исполнения, не пользуясь широкими мазками там, где необходимы тонкие штрихи. Не впадает он и в другую крайность, избегая в исполнении подчеркнутой интимности, подмены пения декламацией.

На концертной эстраде также проявляется большое артистическое дарование Нестеренко: пластический рисунок и мимика его лица неотделимы от вокала. В каждом романсе, в каждой песне он рисует точный запоминающийся образ: будь то умудренный опытом жизни герой песни Г. Свиридова Джон Андерсон или обаятельный, чуть комичный Финдлей из того же цикла на стихи Р. Бернса. Богатство выразительных средств певца поражает. В исполняемых романсах, особенно в вокальных циклах, перед слушателем словно проходит ряд живых образов: любящих и страдающих, нежных и комичных, а подчас и сатирических. Артист мгновенно перевоплощается на наших глазах — то в остропародийного «итальяномана» из «Райка» Мусоргского, то в незадачливую жертву «хулигана Федулова» из цикла сатирических романсов Шостаковича на тексты из журнала «Крокодил». Но при всем том Нестеренко ни на йоту не нарушает границ хорошего вкуса: свобода и естественность сценического поведения никогда не переходят у него в развязность и «заигрывание» с залом.

Концертный репертуар Нестеренко огромен. Он включает в себя романсы Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова, Бородина, вокальные циклы Баха, Бетховена, Шуберта, Брамса, Мусоргского, Свиридова… Руководствуясь высокими принципами музыкального просветительства, артист стремится последовательно воспитывать слушателей, возвышать их. Он никогда не забывает об идейной и художественной цельности своих концертных программ. Неоценимую помощь приносит ему в этом отношении давний творческий союз с пианистом-концертмейстером, доцентом Московской консерватории Евгением Михайловичем Шендеровичем. Этот высокопрофессиональный музыкант, умный и чуткий художник умеет в процессе совместных поисков трактовки многое подсказать и посоветовать певцу, а на концертной эстраде полностью слиться с его индивидуальностью. Единство творческих воззрений и многолетний опыт совместной работы выработали крепкое «чувство локтя», поразительный по тонкости взаимопонимания ансамбль, создающий в зале атмосферу легкого и непринужденного музицирования, ощущение сиюминутности творчества.

«Моцарт и Сальери» (вверху слева), «Иван Сусанин» (вверху справа).

«Октябрь» (внизу слева), «Война и мир» (внизу справа).

Вполне понятно, что в концертном репертуаре Нестеренко центральное место занимает русская классика. Это и тематические циклы, посвященные композиторам «Могучей кучки», и монографические программы из произведений Чайковского и Рахманинова, вокальные циклы Мусоргского «Песни и пляски смерти». «Без солнца» и редко исполняемый «Раек». Но творческое общение с создателями современной музыки — тоже одна из давних традиций русской вокальной школы, и Нестеренко неуклонно следует ей. Убежденный и активный, страстный и последовательный пропагандист современной музыки, он постоянно включает в свои концертные программы произведения Шостаковича и Свиридова, зачастую посвящая творчеству этих композиторов целое отделение или даже весь концерт. И естественно, что именно Нестеренко стал первым исполнителем многих произведений современных авторов. Огромным событием в музыкальной жизни стала премьера Сюиты для баса и фортепиано на слова Микеланджело Буонарроти Шостаковича, которая писалась в расчете на уникальный дуэт Нестеренко — Шендерович и в самом тесном контакте с исполнителями.

Теснейшие творческие узы связывают певца со Свиридовым, и ныне он считается одним из лучших интерпретаторов вокальной лирики этого мастера.

Много внимания уделяет Нестеренко и зарубежной классике. Интересно, что на всегда актуальный для певцов вопрос: на каком языке — в переводе или в оригинале — исполнять произведение, Нестеренко не отвечает однозначно. Все зависит от того, насколько данное произведение знакомо публике. Придавая большое значение пониманию слушателем каждого слова, он очень взыскателен к качеству перевода, к его соответствию подлиннику. Нередко он сопоставляет несколько вариантов перевода, а если ни один из них не устраивает его, берется за перо сам, как это было, например, при подготовке баховской программы.