Кирилл Бенедиктов - Политическая биография Марин Ле Пен. Возвращение Жанны д‘Арк Страница 5

«Ботей все сделал превосходно, — вспоминала в 1988 г. мать Марин, Пьеретт Ле Пен (к тому моменту уже четыре года как разведенная с Жан-Мари). — Крещение было с большой помпой проведено в церкви Св. Марии-Магдалины. Для тех, кто не верит в „знаки“, приведу только один пример. Капеллан Попо, проводивший обряд, окропил водой лоб Марин и насыпал соль ей на язык…[12] Попо был знаменитостью. Известен он был всей „братве“ как капеллан тюрьмы Френе…»[13]

По словам Пьеретт, когда «Месье Эрика» арестовала полиция, ее муж объяснил ей причину весьма туманно: «Это было предопределено… Он зарабатывал слишком много денег, фискалы его выследили». Но спустя несколько дней Пьеретт прочла в газетах, за что именно был арестован Ботей, и «газеты выпали у нее из рук». Однако Жан-Мари решительно отказался говорить с ней на эту тему; единственное, что он сделал, это строго-настрого запретил маленькой Марин смотреть телевизор, пока не схлынет вся шумиха вокруг ареста «крупнейшего сутенера Парижа». Марин была очень привязана к «месье Эрику». «С ней он был сама любезность и доброжелательность: настоящий крестный…», — вспоминала Пьеретт.

Возникает, разумеется, вопрос, что связывало бывшего «зеленого берета» и ловкого сутенера из парижских предместий? Вопреки распространенному заблуждению Анри Ботей не был родственником Жан-Мари Ле Пена. Зато они оба участвовали в работе Комитета Тиксье-Виньянкура: Ле Пен был руководителем избирательного штаба, а Ботей финансировал избирательную кампанию Тиксье-Виньянкура. Была и еще одна ниточка, связывавшая Жан-Мари Ле Пена и Анри Ботея: Пьер Дюран, журналист, старый друг и компаньон Ле Пена, по свидетельству Пьеретт Ле Пен, был одним из самых доверенных помощников месье Эрика, через которого сутенер руководил своим бизнесом даже из тюрьмы. Но следует иметь в виду, что Пьеретт в своих воспоминаниях все же чересчур пристрастна: позже станет ясно, что у нее были на то причины.

Пьеретт Лалан и Жан-Мари Ле Пен познакомились в 1958 г. — когда ей было 23, а ему 30 — а поженились в 1960. Пьеретт — блондинка-фотомодель — родила мужу трех дочерей: Мари-Каролин, Янн и Марин. Со стороны казалось, что их брак идеален: Жан-Мари окружал жену заботой, и все, что он от нее требовал, — чтобы она всегда хорошо выглядела. В Трините-сюр-Мер, на родине Жана-Мари, она целыми днями загорала в саду, «одетая лишь в собственные волосы», как шутили в семье Ле Пена. «Я для него — как привал для воина», — говорила Пьеретт друзьям. Однако за этим благополучным фасадом бушевали нешуточные страсти, о которых она поведает миру уже после развода. Насколько ее откровения соответствовали действительности — судить трудно; но известно, что впервые о желании расстаться с мужем она заявила еще в 1972 г. — как раз когда Жан-Мари возглавил Национальный Фронт. Но в тот момент все как-то обошлось, и семья Ле Пен, крепкая, словно хорошо сработавшаяся боевая группа, прошла плечом к плечу бурные семидесятые годы. Все пятеро бросали вызов окружавшему их мирку — даже в поездках к морю на уик-энд опускали стекла в «Бьюике» и вовсю горланили песни, эпатируя спешащих на отдых буржуа. Песни были не простые, а военные, например, популярная в годы Первой мировой «La Madelon», а иногда и вовсе боевые марши Иностранного Легиона.

Летом 1972 г., когда Марин было четыре года, сестры Ле Пен проводили каникулы на побережье Средиземного моря в Палава-ле-Фло неподалеку от Монпелье. Однажды старшие сестры, заигравшись с детьми Алена Жаме, одного из друзей отца, принимавшего участие в создании Национального Фронта, попросту забыли Марин на пляже. Только вернувшись домой, они обнаружили, что младшей с ними нет. Были организованы поиски, и через некоторое время малышку нашли. Франс Жаме вспоминала впоследствии, что ее поразила совершенно недетская выдержка четырехлетней Марин: «Хотя она долго оставалась одна, но не впала в панику и не заплакала».

Она росла с сознанием того, что окружающий мир враждебен ей и ее семье.

В школе сестры Ле Пен подвергались постоянной травле. Одноклассники кричали им: «Ваш отец — фашист!», а учителя только отводили глаза. Имя Жан-Мари Ле Пена внушало добропорядочным обывателям страх, но страх испытывали и его дети.

Марин родилась в год, когда Пятую республику сотрясали студенческие волнения, позже названные Красным маем. «Новые левые» правили бал в Сорбонне и Нантере, в моде были Ленин и Троцкий, самые радикальные гошисты самозабвенно цитировали председателя Мао — «винтовка рождает власть!» Правые консерваторы и традиционалисты находились не просто в гетто — они были раздроблены на крошечные партии и движения, которые никто не принимал всерьез. Но шли годы, и усилия отца Марин по созданию единой националистической партии понемногу приносили плоды — и довольно скоро левые, особенно анархисты, увидели в нем своего смертельного врага. В ночь Хэллоуина (во Франции она называется «Ночь всех святых», Toussaint) 1976 г. в окно их дома кто-то бросил самодельную бомбу. По счастливой случайности, никто не пострадал, но взрывом разворотило половину кухни и выбило стекла в доме. Дети — и, прежде всего, восьмилетняя Марин — пережили настоящий шок. «Именно тогда я поняла, что я дочь человека, за которым охотятся, которого хотят убить», — признавалась она много лет спустя журналистам.

Спустя несколько недель семья Ле Пен переселилась из 15-го округа Парижа в более спокойный и безопасный Монтрету. Место было великолепное — считается, что именно из Монтрету (коим заканчиваются Елисейские Поля) открывается лучший вид на Париж. Но и здесь постоянное ощущение нависшей над ними угрозы не оставляло детей. «Там царила атмосфера смерти, — вспоминала гораздо позже средняя дочь Жана-Мари, Янн, которой на тот момент едва исполнилось 13. — Я прятала под подушку зубчики чеснока, чтобы отогнать злых духов»[14].

Поместье, в котором поселилась семья Ле Пен, Жан-Мари унаследовал от эксцентричного миллионера Юбера Ламбера, владевшего процветающим бизнесом по производству цемента и строительных смесей. Монархист Ламбер разделял крайне правые идеи и был большим поклонником Жана-Мари, которого считал эталоном француза, мужественным и решительным. Умер Ламбер при странных обстоятельствах: неизлечимо больной, и, по-видимому, страдавший психическими отклонениями, он, по свидетельству родных, был «полностью изолирован» в последние месяцы своей жизни. Единственным человеком, с которым он общался, был Жан-Мари Ле Пен.