Роман Попель - Блокадный дневник Страница 5

18 марта. Сегодня я не ходил за водой, потому что я ходил вчера два раза. Я с мамой ходил платить за квартиру. <…>

19 марта. Мама получила мясо и сливочное масло. Масло давали только детям. Днем я ходил с бабушкой гулять. Мы встретили Леньку. У его дедушки осколок попал в легкое. Он плевал кровью. Мама ходила к Благовещенским.

20 марта. Сегодня я ходил два раза за водой. Мама думала, что меня будет мыть. Но в комнате было очень холодно. За мамой три раза приходили из жакта ее звали на уборку двора. <…> Вчера мама сделала кисель из лимонного сока и грушевого. Потом к нам пришла тетя Муся и осталась у нас ночевать. Дядя Боря ходил на собрание.

21 марта. Мама сделала из дуранды лепешки. Сегодня очень сильно таяло. Мама меня сегодня мыла, голову, туловище и руки. Я с мамой читал «Путеводный огонек».

22 марта. Сегодня я не ходил за водой. На улице было очень тепло. Мама ходила к <…> Ольховским. Они собираются эвакуироваться. Мама вышла в 11 часов утра, а пришла в 7 часов вечера. Она принесла мне от него супу, лепешку с икрой, витамин «С» и сыру. Сыру мама принесла продавать для Александра Семеновича. Дядя Боря купил 100 гр. сыра. Дядя Боря ходил к Гедвиге Оскаровне и привез кой-какие вещи. Он вышел в 6 часов утра, а вернулся в 6 часов вечера. Наташина мама прислала дяде Боре 200 рублей. Потом пришла Маня она тоже купила сыра. Пришла тетя Муся и осталась у нас ночевать. Сегодня печку не топили.

23 марта. Мама ходила к Благовещенским. Они ей дали немножко посуды и мне картинки. Я с Тайстой переводили переводные картинки. Сегодня мама мыла мне ноги. Ноги у меня напухли. Мама заставила меня лежать. Вечером мама пошла к Лиле Матвеевне и поменяла 10 грамм сыра на два с половиной стакана овса.

24 марта. Мама ходила на рынок и променяла на грибы хлеб и немножко сахарного песку. <…> и пришла, когда я был в постели. Чай я пил с бабушкой и дядей Борей.

25 марта. Мама получила на детскую карточку сливочное масло, а на иждивенческую карточку постное масло. Мама взяла для дяди Бори. <…> Мама ее сварила, а Тайсто взял и половину ее съел. Еще Тайсто съел все птичкины семечки. Лиля Матвеевна купила дрова, четверть кубометра за 200 рублей в шестом номере. Дядя Боря купил там же 2 бревна за 40 рублей, и еще себе книг. Мама узнала, что дядя Боря купил книги, побежала покупать сама. Мама купила целую кучу очень хороших книг за 50 рублей. Вечером очень сильно стреляли, и мы пошли в каморку. Снаряд попал около нашей парадной. А обстрел объявили, когда стрелять кончили.

26 марта. Мама и дядя Боря поехали за дровами. Дядя Боря купил дров. Они вышли в 8 часов утра. Я с Наташей таскал дрова домой. Дядя Боря купил ведро, ковшик и книги в 6-м номере. Тайсто стащил у них консервы. <…> Сегодня ночью у бабушки болел живот. Весь день бабушка лежала.

27 марта. Мама получила соль и 50 г. семги. Я ходил за водой два раза. На улице было опять холодней, 7 градусов ниже нуля. На улице я нашел один осколок и два на парадной. Тайсты сегодня весь день не было дома. Мама ходила к Благовещенским и принесла мне и Наташе игрушки.

28 марта. Мама и дядя Боря опять поехали за дровами. Но ключ, который им дали Коломазеры, не подходил к двери. Сегодня мы получили письмо от тети Елы.[21] Дима получил мое письмо. Сегодня я написал Диме письмо. Мама получила мясо, пшено и гречу. Я нашел 2 больших осколка у нашей парадной.

29 марта. Сегодня была одна тревога. Маме прислали повестку, чтобы она явилась завтра в 8-м часу утра на труд-повинность. Мама <…> принесла еще витамина «С». Днем к нам пришла Наталья Дмитриевна. Потом при…[22]

Дневник дополняет отрывок из воспоминаний Р. Н. Попеля о страшном дне

5 апреля 1942 г.: «Труды Гос. музея истории Санкт-Петербурга» (выпуск IV. СПб., 1999).

Нас было пятнадцать — пятнадцать голодных мужчин, изможденных женщин, усохших от недоедания детей, спустившихся в подвал в ту ночь.

На крайней скамье ближе к выходу из убежища сидит молодой мужчина. У него перевитые шпагатом темно-синих жил руки, кажущиеся мне огромными. Копна спутанных, черных как вороново крыло волос. Тонкая, словно у вылупившегося птенца, шея… Сегодня я вижу его так же ясно, будто он за столом напротив разговаривает со мной. Его фамилия Седых, он слесарь с завода имени Ворошилова, что по ту сторону реки Пряжки. Рядом с ним женщина и девочка девяти-десяти лет. Она моя сверстница. У нее модное для того времени имя — Нинель. Она и мать последними появились в подвале. Девочка больна, ее лихорадит, ее сознание замутнено.

— Пить! — непрерывно шепчут ее губы.

Мать протягивает ей бутылку. Девочка пьет быстро и жадно. Вскоре она начинает громко бредить. Внезапно она вздрагивает и, обхватив руками мать, молча застывает маленьким серым комочком.

Голодный, исхудавший, похожий на обтянутый кожей скелет, я лежу на скамье, положив голову на колени матери. Время от времени я закрываю глаза, и сразу тело начинает расти, увеличиваться в объеме, ноги делаются гигантскими, словно стволы деревьев. Я открываю глаза, и мучительное видение исчезает, но стоит мне снова попытаться заснуть, как все повторяется…

Воздушный налет начался около двух ночи. Более беспощадной бомбардировки города не помню ни я, ни те блокадники, с которыми мне довелось говорить впоследствии. Под аккомпанемент непрекращавшейся зенитной канонады один за другим следовали взрывы авиационных бомб. Когда снаружи оглушительно загрохотало и от свирепого напора взрывной волны зашатались стены и заходил ходуном потолок подвала, я крепко прижался к матери. Сверху послышались зловещие удары о землю рушившихся кирпичных блоков. Люди в подвале в панике бросились к выходу — к массивной дубовой двери, окованной с обеих сторон стальными листами. От потрясшего дом взрыва ее перекосило, вместе с дверной рамой она заметно отклонилась от вертикали.

Следующие семь часов, когда мы отчаянно пытались вырваться из каменного мешка, остались в моей памяти самым страшным воспоминанием военного времени. В убежище имелся набор шанцевого инструмента — лом, кирка, заступ и два топора. Пробивались через верх — так, по мнению старичка-архитектора, у нас был наибольший шанс спастись. Работали поочередно. Львиная доля усилий легла на плечи молодого рабочего с военного завода. Сил у него оставалось больше, чем у других, он ловко орудовал ломом, выбивая из сводчатого потолка один кирпич за другим…

Я не был очевидцем того, откуда пришло спасение. От пережитого волнения и спертого воздуха я потерял сознание.