Александр Крон - Кандидат партии Страница 5

П р о к о ф и й  А н д р е е в и ч. Куда?

К а с а т к и н. В эфир. Сегодня у меня был человек оттуда. Оставил свой телефон. Куда же я его подевал? Караул, братцы! (Роется в портфеле.)

П р о к о ф и й  А н д р е е в и ч. Толя, ты человек положительный, растолкуй мне, что он болтает... И откуда у вас шальные деньги? Средь бела дня вино...

В е н ц о в а (осматривает комнату). Как интересно! Востряков, вы молодец, что уговорили меня поехать. (Прокофию Андреевичу.) Не надо тревожиться. Все очень хорошо. Это слава, настоящая слава.

П р о к о ф и й  А н д р е е в и ч. Слава, говорите? А вы, уважаемая, знаете ли, что такое слава, да еще настоящая?

В е н ц о в а. Ох, даже слишком хорошо. Должность такая.

П р о к о ф и й  А н д р е е в и ч. Значит, не все знаете, а вот вы послушайте старого человека. Когда я был в ваших летах, рабочего человека ежели снимали на карточку, так только для полиции, а в газете про него писали - разве уж под конку угораздит. А все-таки слава у рабочего человека была, и он ею дорожил, потому что добывалась она годами. Живет, скажем, человек на одном месте десяток лет, работает опять же на одном заводе, соседи к нему приглядываются и видят: человек трудящийся, обходительный, слову своему хозяин, не пьяница, ну а если и пьет, то рассудка не теряет, человек общественный, компанейский, не шкура, стало быть, и дело свое порядочно знает. Вот тогда помаленьку начинает идти про человека добрая слава. Она, слава, не громкая, но замечательно прочная, как все, что не наспех сработано. Оно, конечно, приятно, что про нашего брата в газетах печатают, но только доморощенной славой тоже пренебрегать не следует. Не хочу хвалиться, но вот нарочно, хотите в поселке, хотите на заводе, скажите людям, что Прокофий Леонтьев дела своего не знает, или что он частную мастерскую открыл, или что он туркам продался, - так вам засмеются в глаза и скажут, что этого никак не может быть.

В о с т р я к о в. Это уж ты что-то допотопное проповедуешь. Патриархат какой-то...

Вошел Николай с полотенцем на шее, за ним - Людмила с

тарелкой супа.

К а с а т к и н. Вот он, беглец! Ах, тезка, опозорил ты меня перед дамой.

В е н ц о в а. Как видите, у меня характер настойчивый. Придется сниматься.

Н и к о л а й (со вздохом). Вижу. Разрешите, я только тарелку супу проглочу. (Сел за стол.) Слушаю вас, товарищ инспектор. Извините меня...

К о в а к о. Нет, это я прошу вас извинить. Произошло печальное недоразумение.

К а с а т к и н. Какое недоразумение?

П р о к о ф и й  А н д р е е в и ч. Да вот гражданин инспектор обличать нас пришел, что мы частники, а налогов не платим...

Общий смех.

К о в а к о. Вы вправе смеяться, товарищи. Я сам смеюсь. (Людмиле.) Если вы предоставите в мое распоряжение еще две старые газеты, я готов немедленно удалиться.

В о с т р я к о в. А я полагаю - не пускать! Пусть выпьет с нами за успех.

К а с а т к и н. Верно, Толя! Не пускать! Что такое? Суп? Отменяется. Тут у нас есть кое-что поинтереснее. Милуша, распорядись-ка, родная. Толя, давай, милый, помоги...

В о с т р я к о в. Здравствуйте, Людмила Прокофьевна.

Л ю д м и л а. Здравствуйте, Анатолий Акимович. Сияете вы как серебряный самовар, - приятно посмотреть.

В о с т р я к о в. Разрешите считать за комплимент?

Л ю д м и л а. Как вам угодно будет. Ты лососину покупал?

В о с т р я к о в. Я.

Л ю д м и л а. Оно и видно. Что же не попросил нарезать?

В о с т р я к о в. Для скорости. (Пауза.) Вы бы хоть поздравили, что ли...

Л ю д м и л а. Поздравляю. Не заносись только.

В о с т р я к о в. Прохладно.

Л ю д м и л а. По погоде.

В о с т р я к о в. Директор - так тот меня обнял, поцеловал...

Л ю д м и л а. Тем более. Куда же мне после директора... Колбасу ты покупал?

В о с т р я к о в. Нет. А что?

Л ю д м и л а. Ничего. Очень хорошая.

В е н ц о в а (подошла к Людмиле). Ваш брат не хочет нас познакомить, но мы обойдемся без него, правда? Венцова.

Л ю д м и л а. Очень приятно. Леонтьева. Вы не подумайте, пожалуйста, что он всегда такой, он у нас мальчик вежливый... Микола, поди сюда, не ходи как потерянный. (Обняла брата за плечи.) Он ведь у нас еще маленький.

Н и к о л а й. Не вяжись, Людмила. Отстань.

Л ю д м и л а. Это он при вас хорохорится. Я же говорю - маленький.

В е н ц о в а. Разве вы старше?

Л ю д м и л а. Когда была жива мама, я была младшая. А теперь приходится быть старшей.

В е н ц о в а. Давно умерла ваша мама?

Л ю д м и л а (тихо). В войну. Летом сорок первого мама с тетей Милой, младшей сестрой, поехали к бабушке под Харьков, а обратно выбраться не смогли, ну и попали под оккупацию. Угнали их в Германию. Мама там и погибла, а тетю Милу в сорок пятом привезли больную. Она сперва хорошо поправилась, а прошлой весной вдруг ей опять хуже стало, слегла и уже больше не встала.

Н и к о л а й. Ну зачем ты, Милка? Ларисе Федоровне это совсем не интересно.

К а с а т к и н (подошел). О чем разговор? (Венцовой.) Я их обеих знал, и Ксению Петровну и Людмилу Петровну - умница была, а уж красавица, - Милка хороша растет, а покойница лучше была. Эх, нет у меня литературного дара, интересный, понимаешь, роман можно бы написать - и с любовным моментом и на высоком идейном уровне. Вообрази себе, Ларочка, секретарь нашего парткома Алексей Плотовщиков, мой друг, к слову сказать, колоритнейшая фигура, страстно влюбился в ихнюю тетку, два года добивался ответного чувства, покорил сердце, двадцать первого июня - свадьба, двадцать второго - война... Интересный факт: это я ведь их и познакомил. Мила, роднуша, куда же ты?

Л ю д м и л а. Некогда, Николай Иванович. Хозяйство.

В е н ц о в а. Вы очень интересно рассказываете, но боюсь, что сейчас все сядут за стол, и я ничего не успею. Николай Прокофьевич, пожалуйте сюда. Станьте здесь. Так. Теперь возьмите в руки какую-нибудь деталь.

Н и к о л а й. Какую?

В е н ц о в а. Это все равно. Востряков, подите сюда. Станьте рядом. Смотрите не на меня, а на него. На него и немножко на деталь. Как будто вы обсуждаете или спорите. Например, Леонтьев предлагает делать по-своему, а Востряков не согласен. (Востряков смеется.) Не понимаю, что здесь смешного?

Л ю д м и л а. Тяжелую задачу вы ему задали - с Ми-колкой спорить.

К а с а т к и н. Ох, Людмила, поссоришь ты их!

Л ю д м и л а. Я-то не поссорю. Ну а бутылки - я, что ли, открывать буду?

В е н ц о в а. Черт! Свет никуда не годится. Придется с магнием. (Протягивает Ковако магниевую лампу.) Держите.

К о в а к о. Я?

В е н ц о в а. Вы. Выше держите. Востряков, нельзя ли посерьезнее? Так хорошо. (Вспышка магния.) Подождите, сейчас сделаем дубль. Что вас так веселит?