Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба Страница 50

КОМПЕТЕНТНЫЙ ТОВАРИЩ

В начале августа 1991 года я еще не знал, что на секретных подмосковных объектах уже прошли первые тайные совещания высокопоставленных лиц, обсуждавших меры по спасению СССР. Не знал и того, что там же председатель КГБ Крючков и министр обороны Язов условились создать группу «компетентных товарищей», которая должна была проанализировать ситуацию и выработать предложения на случай чрезвычайного положения. Эта группа, в которой Министерство обороны по какой-то странной причине представлял командующий ВДВ генерал-лейтенант Павел Грачев, 7 августа 1991 года приступила к работе.

Я до сих пор убежден, что включение Грачева в «группу компетентных товарищей» состоялось всего лишь по одной-един-ственной причине — прославившийся еще в Афгане своей решительностью десантник должен был стать ударным кулаком ГКЧП на случай самого плохого варианта развития событий. Ибо как аналитик и эксперт по политическим вопросам Грачев вряд ли мог быть полезен ГКЧП…

Уже в начале августа 1991 года Грачев был посвящен в стратегические замыслы «мозгового центра ГКЧП», и нельзя исключать, что уже с того времени обо всех тайных замыслах заговорщиков знал Ельцин. Некоторые генералы и офицеры штаба ВДВ не раз потом вспоминали, что командующий частенько звонил Ельцину. Позванивал ему и сам президент России. Грачев не скрывал этих контактов.

В том, что планы ГКЧП были известны штабу Ельцина, меня убеждал прелюбопытный факт; уже утром 19 августа сторонники президента РФ действовали по обстоятельно проработанному «Плану X», который никак нельзя было создать за 3–4 часа…

ПРЕЛЮДИЯ

18 августа 1991 года я собирал грибы на полигоне Кантемировской дивизии, пил водку вместе с офицерами этого придворного соединения, которых давно и хорошо знал. И никто и словом не обмолвился, что ночью придется двигать танки на столицу.

Один из них позже признался, что в тот раз меня посчитали минобороновским разведчиком, приехавшим прозондировать, как кантемировцы умеют держать язык за зубами. А демонстративный поход офицеров по грибы гарнизонное начальство рассматривало как маскировочный ход, рассчитанный на ло-поухость ельцинской разведки.

Поздним вечером того же дня я позвонил дежурному по своему управлению, чтобы узнать новости. Он скучающим голосом сообщил мне, что с утра было какое-то «очень серьезное совещание», в полдень появлялись председатель КГБ Крючков, министр МВД СССР Пуго, а вечером Язов вместе со своим замом Ачаловым поехали в Кремль — до сих пор нет. Уехали в 18.30, а уже 24.00…

В то время на Арбате только и говорили о готовящемся 20 августа подписании Союзного договора и прогнозировали последствия весьма вероятной неудачи этой акции. И потому можно было смело полагать, что все эти встречи в Кремле были связаны с попытками не дать стране распасться.

Лишь позже я узнал, что 18 августа примерно в 23.30 вицепрезидент СССР Янаев подписал указ о взятии на себя полномочий президента государства.

Лишь позже я узнал, что в ту же ночь было сварганено заявление советского руководства о создании ГКЧП и введении чрезвычайного положения.

Лишь позже я узнал, что, прежде чем поставить свою подпись под этим документом, Язов настоял на том, чтобы был введен режим чрезвычайного положения, при котором появление войск в Москве приобретало хоть какую-то легитимность…

ЗАБЛУЖДЕНИЕ

…Я проснулся от разъяренного рева танковых двигателей. Выскочил на балкон. Подо мной в Москву вползала бронированная гидра танковой колонны. На башнях боевых машин желтели по два перекрещенных дубовых листка — кантемировцы. Сосед стоял на своем балконе в белой майке, черных трусах и, посасывая пиво «из горла», тяжелым хмельным голосом отдавал команды войскам:

— Ускорить движение! Соблюдать дистанцию!

Зазвонил телефон. Дежурный по управлению:

— Срочно на службу! Проспишь историю!

В тот день я ехал на службу в радостном настроении. В метро (пожалуй, впервые за несколько последних лет) не однажды ловил на своих погонах уважительные взгляды простых людей. Я понимал эти взгляды и гордился тем, что военный. Мне казалось, что сейчас весь народ смотрит на нас, военных, вот такими же тазами — полными надежд и уважения Но то было глубокое заблуждение.

В коридорах и кабинетах МО и Генштаба было шумно и суетливо. На лицах многих людей светилась радость, словно наступил какой-то праздник. Некоторые офицеры и генералы не скрывали своих чувств и обнимались. Другие хмурили брови и предупреждали, что это может «плохо кончиться». А за окном ревели танки.

Министр обороны СССР маршал Язов спозаранку созвал заседание коллегии МО и познакомил ее членов с документами ГКЧП. Такие же документы зачитывались на совещаниях во всех управлениях и отделах МО, ГШ.

Машина завертелась.

Полковник Лукашеня был послан на Старую площадь и привез оттуда копию указа вице-президента СССР Г. Янаева. Указ гласил: «В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127 (прим.7) Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 года. Вице-президент СССР Г.И. Янаев. Москва. 18.8.1991 г.».

Полковники и генералы с большим любопытством рассматривали собственноручную подпись свежеиспеченного президента Союза. Кто-то обратил внимание на то, что перед словом «Вице» стояла маленькая черточка — так в армии обозначают себя начальники, которые исполняют обязанности старшего командира… Многие впервые в своей жизни держали в руках такой документ и никак не могли понять — прикасаются они ли к действительной Истории или к какой-то несерьезной писульке. Потому на всякий случай просили Лукашеню:

— Сними копию для потомков…

Вскоре на этажах Минобороны и Генштаба стали появляться гонцы из Главных штабов видов Вооруженных Сил, которые явно «пронюхивали» ситуацию.

Коллегия МО положительно оценила введение чрезвычайного положения. Язов после этого, как мне показалось, даже посветлел лицом. Он в хорошем расположении духа проследовал в свой кабинет, где уже долгое время раздраженно трещала «кремлевка».

Главкомы и другие высшие генералы МО разъезжались по своим штабам. Тогда еще мало кто знал, что среди них находился человек, в голове которого были совсем иные планы, чем те, за которые дружно проголосовала коллегия.

Генералы разъезжались с Арбата, закладывая в свои папки обращение ГКЧП, на котором стояли собственноручные подписи его членов. Обращение начиналось так: