Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев Страница 50

Кончались эти сцены каждый раз одним и тем же:

– Анатолий, дай мой свёрток, – говорил Сергей Александрович Мариенгофу.

В доме Балашовой начались сцены, хотя временами Есенин ещё бурно проявлял свои чувства к Дункан: ни на минуту не оставлял её одну, ловил каждый её взгляд. Но всё чаще дерзил и поливал отборной бранью, стал распускать руки, дворец превратил в кабак с постоянными пьянками с «друзьями». Айседора страдала, но всё прощала поэту, в стихах которого звучала музыка.

Разочаровавшись в «любимой», Есенин бесцеремонно оставлял её, но с Дункан вышло иначе, ибо их соединила не только постель – это были родственные натуры. Оба страдали от духовного одиночества. Оба отличались редкой широтой, душевной щедростью и… мотовством. Оба искали то, чего в мире нет, строили в своём воображении воздушные замки. Есенин в кровавой действительности революции и Гражданской войны пытался найти свою Инонию[51]. Дункан – в пошлом мире буржуазной Европы жила образами античной Греции.

И главное: оба жертвовали земным благополучием ради искусства, вне которого не мыслили своей жизни. Как-то в разговоре с Е.А. Устиновой Есенин назвал себя «божьей дудкой». Елизавета Алексеевна спросила, что это значит.

– Это когда человек тратит из своей сокровищницы и не пополняет. Пополнить ему нечем и не интересно. И я такой же, – пояснил Сергей Александрович.

«И потянулись два мечтателя, – пишут Куняевы, – друг к другу не столько как мужчина и женщина, сколько два человека схожего душевного склада. Каждый из них ценил друг в друге нечто высшее, чем собственно мужское и женское. И с его, и с её стороны в большей степени преобладала любовь к образу, созданному в реальной жизни каждым из них, чем к конкретному человеку. А чем сильнее подобная тяга в начале, тем кратковременнее союз и страшнее последующий разрыв».

Ирма, наблюдавшая жизнь звёздной пары не со стороны, давала объяснение их союза с позиции простых человеческих чувств и отношений: «Он был капризным, упрямым маленьким ребёнком, а она была матерью, любящей его до такой степени, что смотрела сквозь пальцы и прощала все его вульгарные ругательства и мужицкое рукоприкладство. И сцены любви и счастья обычно следовали за сценами пьянства и побегов с Пречистенки».

В поисках развлечений Есенин обучал Айседору отборнейшей матерщине и радовался, когда она поливала заученной непотребностью. В ноябре в компании Сергея Александровича и Дункан оказался приятель поэта Р. Ивнев. Отправились обедать в сад «Эрмитаж». «Серёжа, – вспоминал Рюрик, – вёл себя ужасно: напился пьяным, ругал Айседору и “жидов” на весь ресторан. Любимое его выражение “ебал я всех”. Кроме этого, другие ругательства и выражения вроде этого так и сыпались у него из уст. Зал был шокирован».

Такого Есенина в конце 1921 года ещё мало кто знал.

Жизнь великих шла полосами: размолвки чередовались с относительно спокойными, а то и радостными периодами. К последним относились визиты к С.Т. Конёнкову.

– Едем на Красную Пресню, – предлагал Сергей Александрович. – Изадора – Конёнков.

Сергей Тимофеевич приходил на Пречистенку с ответным визитом. Он подолгу смотрел на танцующую Айседору. Расспрашивал её о Родене, с которым она дружила. Великий скульптор специально приехал в Париж, чтобы посмотреть на начинающую артистку, и она танцевала перед ним. После одного танца Роден поднялся и двинулся к ней, протянув вперёд руки с каким-то незрячим взором…

– Я была слишком молода и глупа тогда – я оскорбилась и оттолкнула его!.. Родена! Я упрекала потом себя за это. Я не должна была отталкивать его! – сокрушалась Айседора.

Конёнков выточил из дерева две статуэтки Дункан. Не обидел и Есенина, которого любил: создал два скульптурных портрета поэта – голова из гипса и голова из дерева.

«Ничего похожего с тем, что было». В период от знакомства с Дункан до отъезда с ней за границу Есенин мало работал: отвлекали её выступления, частые застолья и ссоры. Шнейдер, наблюдавший поэта с ноября по май, вспоминал:

– Я только один раз видел Есенина пишущим стихи. Это было днём: он сидел за большим красного дерева письменным столом Айседоры, тихий, серьёзный, сосредоточенный. Писал он в тот день «Волчью гибель». Когда я через некоторое время ещё раз зашёл в комнату, он, без присущих ему порывистых движений, как будто тяжело чем-то нагруженный, поднялся с кресла и, держа листок в руках, предложил послушать…

Зверь припал… и из пасмурных недр

Кто-то спустит сейчас курки…

Вдруг прыжок… и двуного недруга

Раздирают на части клыки.

О, привет тебе, зверь мой любимый!

Ты не даром даёшься ножу!

Как и ты, я, отвсюду гонимый,

Средь железных врагов прохожу.

Как и ты, я всегда наготове,

И хоть слышу победный рожок,

Но отпробует вражеской крови

Мой последний, смертельный прыжок.

И пускай я на рыхлую выбель

Упаду и зароюсь в снегу…

Всё же песню отмщенья за гибель

Пропоют мне на том берегу.

Это вторая часть стихотворения. Первая, то есть начало, посвящена взаимоотношениям деревни и города, который губит её. И автор стихотворения, как подлинный сын деревни, готов пасть за её интересы:

Здравствуй ты, моя чёрная гибель,

Я навстречу к тебе выхожу!

Во второй части стиха автор отождествляет себя с волком, который гибнет, но загрызает охотника. К нечто подобному готов и автор:

Но отпробует вражеской крови

Мой последний, смертельный прыжок.

Стихотворение «Волчья гибель» Есенин писал под впечатлением первых очагов голода в Поволжье. Позднее он затронул эту тему в поэме «Страна негодяев»:

Скверный год! Отвратительный год!

Это ещё ничего…

Там… За Самарой… Я слышал…

Люди едят друг друга…

Такой выпал нам год!

Скверный год!

Отвратительный год…

В конце года Сергей Александрович пропал. Дункан слегла. Несколько дней она не поднималась с постели и не принимала пищи. Как-то Шнейдер зашёл в её огромную комнату, освещённую только настольной лампой.

– Вот здесь, – показала Айседора на низкую никелированную спинку кровати, – здесь сейчас стоял Езенин.

– Конечно, – постарался как можно спокойнее ответить Илья Ильич, – если и дальше вы не будете ни есть, ни пить, то у вас появятся не только зрительные, но и слуховые галлюцинации.

И вдруг сам услышал голос поэта. Порядком испугавшись, всё же пошёл на него и скоро попал в объятия Сергея Александровича. Оказалось, Г.Р. Колобов (Почём Соль), приятель Есенина и