Олег Дивов - Оружие Возмездия Страница 50

– А вдруг это заразное? – подумал вслух Тхя.

Наступила пауза. Олег уже хотел сказать, что Вдовина в таком случае руками лучше не трогать, когда Зозуля, исполнявший функции впередсмотрящего, доложил:

– Внимание, Минотавр на горизонте!

– Кончай курить, – распорядился Тхя. – Бычкуй, мужики. Он если унюхает дым – стрелять начнет. А у меня всего две сигареты осталось.

– Да у нас же под башней целый вещмешок.

– Ты что! – взвился Тхя. – Как я при нем туда полезу? Он тут же половину выпросит! За неделю искурит, потом у нас расстреляет все, что к тому времени останется. Он же, гад такой, нарочно курить бросил. Он свои курить бросил! Он вчера у Кузнечика за сорок пять минут четыре «Космоса» сшиб! Кузнечик бедный чуть не плакал.

– Виноват, начальник. – сказал Олег. – Это я не подумавши. На, держи, тут полпачки, и у меня еще есть.

– Спасибо. Так ты не забыл насчет новых дисков? А медленное и методичное давление – это я всегда за. И насчет Вдовина ты прав. Тоже мне, моджахед!

Зозуля у себя в носу заржал. Видимо, представил вычислителя Саню Вдовина в тюрбане, рубахе навыпуск, жилетке, тапочках на босу ногу и со «Стингером» на плече. Через секунду хохотал уже весь экипаж.

– А нам пятерочку поставили! – радостно провозгласил сверху майор. – Молодцы, всему личному составу объявлю благодарность в приказе. Олег! Где ты там?

– Я!

– Снимаю с тебя один строгий выговор с занесением. Сколько осталось?

– Пять! А замполит вчера трое суток объявил за нетактичное поведение, товарищ майор.

– Ну, это ваши дела, – отмахнулся майор, спускаясь в башню. – Вы с ним то собачитесь, то целуетесь. Ты брал бы пример с Михайлова. Он ему: «Есть, товарищ подполковник!» – и идет спокойно дальше спать. А ты вечно на принцип лезешь… Тхя, а угости-ка сигареточкой! Вот беда – хочу бросить, а не могу… Так ты понял меня, Олег? Тем более, тебе увольняться осенью.

– Так точно, – сказал Олег. – Все будет хорошо, товарищ майор.

Он опять спрятал лицо в воротник, не отводя прищуренных глаз от солнечного блеска в верхнем люке.

– Хорошо… Все будет хорошо, – прошептал он.

Словно говорил это кому-то, видимому лишь ему одному.

ГЛАВА 16

Первые сутки в армии. Медосмотр. То есть, это называется «медосмотр». Я уже понял, что в Вооруженных Силах СССР многое выглядит совсем не так, как называется. Да и сами Воруженные Силы… Могли бы выглядеть получше.

Казарма. Очередь к столу осмотра. Проводит его похмельный капитан. Методика проста и доведена до автоматизма. Капитан бросает на рекрута короткий взгляд, спрашивает – жалобы есть? И, не слушая ответа, что-то царапает в ведомости. Следующий.

Действительно, какие жалобы, мы ведь признаны годными к строевой. Иначе бы нас тут не стояло. Смысл липового медосмотра – отсеять вопиющий брак, который ловится на глаз. Мало нас, мальчиков 1968 года рождения, служить некому, а военкоматы обязаны выполнять план, и призывают всё, что шевелится. Месяцем раньше в наш полк угодил бедолага с серьезной болезнью позвоночника, нешуточной язвой желудка и тремя пальцами на правой руке. Инвалида послали обратно. Он, вроде, не обиделся.

– Жалобы есть? Нет. Следующий.

– Жалобы есть? Нет. Следующий.

– Жалобы есть?

– Жалоб нет. Но у меня аллергия на пенициллин.

Капитан застывает, пытаясь сообразить, что не так, почему отлаженный механизм дал сбой.

– Чего-чего? – переспрашивает капитан.

– У меня аллергия на пенициллин. Мне в военкомате сказали, чтобы я на медосмотре обязательно об этом заявил. Чтобы вы сделали отметку. А то мало ли…

Капитан через силу оживляется. Вяло манит пальцем. Я наклоняюсь поближе. И капитан очень громко шепчет мне:

– ПОШЕЛ НА ХУЙ!

Отойдя от стола в некоторой задумчивости, я решил заявление военврача интерпретировать так, что пенициллина здесь не дождешься.

МЕДИЦИНА ТУТ БЕССИЛЬНА

весь вечер на арене – Автор

– Нет, это вовсе не рюмка со змеей! – говорил один врач, показывая эмблему на петлице. – В центре эмблемы глобус. Земной шар на ножке. А рядом – спутник выходит на орбиту! То-то. Я служу в космических войсках. Иначе как объяснить, что я решаю задачи такого… Космического идиотизма?! Сам подумай, вот явился ко мне на прием лейтенант, с температурой, простуженный вдребезги. И тут звонит его командир. И требует, чтобы я немедленно вернул в строй этого отпетого симулянта!..

– То есть… У них все то же, что и у нас?

– Хуже, парень, хуже. Вы-то здесь временно. А они – навсегда. И я с ними… Болтаюсь. Зови меня просто: товарищ космонавт-исследователь!..

Солдат попадает в санчасть двумя путями. Когда солдату плохо, он приходит на своих ногах, чтобы получить временное освобождение от физкультуры и тяжелой работы. После чего убирается восвояси. Если солдату очень плохо, его приносят на руках. Дальше варианты: солдат останется лежать в санчасти, будет направлен в госпиталь, или… Его унесут обратно. При любом раскладе, в девяноста процентах случаев парень не загнется. Молодой, сильный – выживет.

Одно из первых и самых ярких моих впечатлений от армии – люди в больничных пижамах, ломами скалывающие лед с дорожки к лазарету. Ну ладно, правду скажу, у некоторых поверх пижам были шинели. Но при температуре воздуха минус пятнадцать это ничего не меняет.

Только не подумайте, будто армейская медицина в повседневных своих проявлениях отличается каким-то особым зверством. Она просто часть армии и живет по ее законам. Первый закон: военный пусть служит и не выпендривается. Таблетку в пасть – и обратно в строй! Укол – и бегом Родину защищать! Помните – когда я принес в лазарет майора Тяглова, синеющего от сердечного приступа, с ним обошлись предельно демократично. Осмотрели, чего-то вкололи, положили в карман валидол – и сказали, чтобы я тащил синенького на квартиру. Отлежится, не помрет.

Действительно, не помер.

Второй закон – презумпция симуляции. Некоторых солдат хлебом не корми, дай сказаться больными. И даже самого добросовестного бойца временами так достает служба с ее выматывающим душу регламентом, что он говорит – всё, сил моих больше нету, я пошел в санчасть. Боец удаляется черепашьим шагом и пропадает на полдня. Скорее всего, он даже не дойдет до санчасти, а просто рухнет где-нибудь и будет лежать, бессмысленно таращась в небо. Или в чайную отправится и сожрет там полкило сладкого. В любом случае ему немного полегчает.

Это, конечно, если офицер бойца отпустит. Потому что может не отпустить запросто.

Если бойца отпускал сержант, офицер может на умника с освобождением от работ критически поглядеть и сказать – засунь эту бумажку в задницу, хватай лопату и дуй копать. А вы, сержант, тоже берите лопату и идите, контролируйте, как он копает. Заодно поможете.