Виктор Степанов - Юрий Гагарин Страница 50

Получалось, что с Павлом Юрий жил как бы плетень в плетень.

…Сенокос. В травах видны только широкая с прилипшей рубашкой спина, черная, пропеченная солнцем щея да прыгающий в голенище брусок. Июльские ночи, теплые, звездные. Над селом узорчатое коромысло Стожаров. Белесым потоком струится лунный свет на поля, на уснувшие вишни. Первый класс. Через четыре года война. Павел увидел ее мальчишкой. Немцы появились на Белоцерковском тракте в касках, с засученными рукавами и автоматами на груди. Как это похоже на войну, что нагрянула в Клушино! Украинский мальчишка познал, изведал, что такое немецкая плеть, до крови хлеставшая по плечам. Ну а ремесленное, техникум — это совсем уже близко. Павел помнил Магнитку — дымную, огнедышащую, издали похожую на многотрубный корабль, плывущий по красноватым волнам нагорий. Там он впервые узнал, как плавится металл, ощутил острый запах железа, испытал редкостное чувство причастности к большому городу, к его людям, рабочим. И потом, первый аэроклубный полет. Ну разве несхожи были их биографии?

Андриян Николаев утверждал, что с Павлом у него тоже одна судьбина. Родился в деревне Шоршелы, в семье крестьянина. Семилетка, техникум… Когда первый раз покидал родное село, завернула ему мать в тряпицу самое что ни на есть последнее, что было из еды, — четыре картофелины. Андриян не хотел брать — в доме осталась младшая сестренка, но мать настояла: дорога долгая, ненастье и все пешком. Проводила сынка до околицы. Вернулась, стала вечером постель разбирать, а под подушкой те самые четыре картофелины…

«Анне» — по-чувашски мать, «Тован сершив» — «Родина». Андриян любил повторять эти слова — учил товарищей. И не раз вспоминал, как прислал матери фотокарточку, где был снят в летной форме, с надписью на обороте: «Мама, я теперь летаю на самолете».

Женя Хрунов — тридцать третьего года рождения. До сих пор в его глазах деревенька Пруды, что неподалеку от Куликова поля. Деревушка раскинулась на берегу Непрядвы — какой же русский не знает этого рубежа богатырей Дмитрия Донского! Отец, тракторист, частенько сажал Женю на трактор, иногда позволял подержаться за руль. Больше всего почему-то запомнилась русская печь. Ребятишки там играли, там же спали. Старики лечились, выгоняли хворь. Нет ничего на свете прекраснее, чем горячие под тобой кирпичи, когда на улице трещит мороз и ветер гудит, воет в трубе. А тут еще бабушка начнет сказку про Ивана-царевича и Змея Горыныча. При воспоминаниях о тех временах опять всплывает страшное слово «война». И вот оно, новое совпадение с биографией Юрия: мальчишки стали свидетелями воздушного боя. Выскочили вечером из домов. Наш «ястребок» мужественно сражался с четырьмя фашистскими самолетами. Еще бы немножко, еще бы чуть-чуть — и он победил. Но пули пронзили на вираже, задымился, упал, взорвался.

Стоило ли удивляться, что, когда Женю принимали в комсомол, до районного центра он добирался двадцать километров и волновался больше, чем сейчас, перед полетом в космос. Ему тогда казалось, что он идет следом за Александром Матросовым, Зоей Космодемьянской, Олегом Кошевым. И взрослый человек, переживший столько опасностей, потому что был он прекрасным летчиком, не стеснялся в этом признаться Юрию.

А вот этот востроглазый, здешний, подмосковный житель, тоже ровесник Гагарина — Валера Быковский. Мечтал пойти по стопам отца, стать моряком. Тоже мальчишка войны. И значит, самая привлекательная профессия — защищать Родину. Все тогда бредили кораблями и самолетами. Но сошел с наследственной линии. После десятилетки — аэроклуб, Качинское военное авиационное училище. Лучший друг Андрияна. Выдался час-другой: «Поехали в гости!» — холостякуют парняги. Андриян же говорит, что ездит в Павловский Посад только потому, что любит варенье клубничное, которое каким-то особым способом приготовляет мама Валерия. Вряд ли он такой сладкоежка. Впрочем, кто не знает квартирку Быковских, расположенную чуть ли не под самой крышей большого серого дома. И не раз слетались соколы в этом уютном гнезде товарища.

…Снег влажный, лепится хорошо. Однако надо помочь «блондину», как по-дружески окрестил Юрий добродушного парня — Лешу Леонова. Как-никак — сосед.

— Держись, иду на выручку! — Юрий едва успевает хватать руками горячий снег, атака становится все напористей.

С Лешей можно пойти в рукопашную и в настоящем бою. Правда, война застала его в далеком Кемерове, но и там насмотрелся. Каждый день бегал на станцию встречать эшелоны с беженцами и ранеными бойцами. После школы шел в госпиталь, помогал санитарам, выхаживал самых тяжелых, которых и кормить надо было с ложечки. Не ожесточилась мальчишеская душа, потянулась к прекрасному. Леша с детства не расставался с тюбиками и акварелью. Больше всего любил изображать голубое небо и самолеты над облаками. По комсомольскому набору поступил в летное училище. Над ним до сих пор подшучивали. Когда предложили переехать сюда, чтобы осваивать новую технику, Леша замялся: «А то, что я холостяк, не помешает будущему делу? Правда, я люблю девушку и собираюсь на ней жениться». — «Женитесь себе на здоровье», — ответили ему. Сейчас Гагарины и Леоновы дружат семьями. Вчера Юрий зашел к Алексею — тот что-то набрасывал на листке, загородил таинственно. «А ну, показывай, Верещагин, или как тебя, Айвазовский?» Похоже на набросок космического корабля. «Я художник Леонов», — скромно ответил Алеша.

А это кто заходит с фланга — никак Горбатко? Виктор крепкий парень, кубанец. Коня оседлал, наверное, лет с пяти, у них там в поселке был знаменитый конезавод. Помнит рокот первого трактора, красный флаг над сельсоветом, а потом это все разрушила тоже война. Диву даешься: горе хлебали как из одной чаши. Юрий, как прокламации, притащил в школу обгоревшие листочки, а Виктор учился по букварю, из которого гитлеровцы выдрали страницы о Советском Союзе. Но учительница помнила их наизусть и пересказывала ребятам. Брата и сестру Юрия фашисты угнали в Германию, а сестер Виктора, комсомолок, оккупанты занесли в список для расстрела. И если бы вовремя не пришли наши… А в летчики подался, как все мальчишки военных лет.

— Боря, заходи слева, — кричит Виктор. Знает, кого звать на подмогу. Борис Волынов — крутой в плечах, и немудрено, вырос в Прокопьевске, городе шахтеров. И его не миновало военное лихолетье. Восьмилетним мальчишкой спускался в шахту, где «фронтовые» бригады сутками не поднимались на поверхность, — носил еду, воду. Самый любимый человек на свете — мама. И все же поперек ее желания уехал в авиационную школу. «Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком…» На вокзале степного города, где он очутился с деревянным чемоданчиком в руке, началась его летная судьба. Между прочим, тоже с тридцать четвертого года рождения.