Андрей Шляхов - Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола Страница 50

Панфилов пришел в кино не сразу. По первой своей специальности он был инженером-химиком. Окончил Свердловский политехнический институт, успел поработать на крупном предприятии в должности начальника смены. И вдруг однажды увидел фильм «Летят журавли». Было это в 1958 году. Картина настолько впечатлила молодого инженера, что он решил стать режиссером.

Вначале Панфилов организовал при горкоме комсомола любительскую киностудию, затем поступил на заочное отделение операторского факультета ВГИКа, где успел проучиться три с лишним года, а затем перешел на Высшие режиссерские курсы, где как раз объявили новый набор.

Исполнительницу главной роли Панфилов искал долго. До тех пор, пока не увидел в телевизионном спектакле незнакомую актрису. «И хотя до этого я не раз встречал ее в кинокартинах, но впервые заметил именно тогда, в той самой телевизионной постановке. Меня поразили ее глаза», — вспоминал Панфилов.

Актер Ролан Быков, пробовавшийся на одну из ролей в картине, порекомендовал режиссеру кандидатуру актрисы Инны Чуриковой. Панфилов пригласил Инну на пробы и узнал в ней ту самую девушку из телевизионного спектакля. Это было судьбоносное совпадение, правда, никто тогда об этом не догадывался.

«Глеб увидел меня случайно, по телевизору, в роли Бабы-Яги! — вспоминала Чурикова. — Молодой режиссер „Ленфильма“ решил, что именно я смогу сыграть главную роль санитарки Тани Теткиной в фильме „В огне брода нет“. Оставалось самое трудное — убедить чопорный советский худсовет, что Чурикова способна сыграть не только Бабу-Ягу и непутевых дурочек, но и лирическую героиню, в которую без памяти влюбился красноармеец Алеша Семенов. Убедил…»

Таня Теткина — героиня нестандартная. Простой, ничем не примечательный облик, обычная, неброская манера поведения. «Мы просто хотели внешней некрасивостью героини подчеркнуть истинную человеческую красоту, — рассказывал Панфилов, — ее главное содержание — неповторимый и прекрасный духовный мир, который самым удивительным образом с непостижимым волшебством преображают и глаза, и лицо, и весь облик человека. Вспомним сцену прощания Тани с Алешей, когда он уезжает на фронт, или сцену, где Таня показывает художнику Васе Мостенко свои рисунки, или сцену разговора с белым полковником. Какое удивительное, прекрасное лицо у Тани Теткиной в этих сценах, да только ли в этих?!»

Фильм снимался просто. Ни сложных декораций, ни мудреных спецэффектов. Все было просто и правдиво. Искренность подкупала. Чурикова выкладывалась на съемочной площадке полностью. По ее собственному признанию, мучившаяся своей ненужностью, бессмысленностью своих стараний и совершенно не удовлетворенная собой актриса, вдруг поверила в себя. Поверила, что может намного больше того, что до сих пор видели в ней режиссеры. Это было подлинное счастье! Разве можно было не влюбиться в человека, который помог тебе обрести свое место в искусстве?

Режиссер Панфилов ценит детали, даже самые мельчайшие. Было нелегко найти для съемок подходящую натуру — разрушенный полустанок с пакгаузом и водокачкой. Старый паровоз и такие же вагоны помогли раздобыть железнодорожники. Наконец нужная станция была найдена, и съемки начались.

Оператор Дмитрий Долинин вспоминал о съемках: «Воля Панфилова (тогда — дебютанта!) объединила всех нас, работников съемочного коллектива, причем объединила, не подавляя наших собственных воль и стремлений, объединила так, как объединяет индивидуальность главного солиста джаза остальных солистов, свободно импровизирующих на заданную тему».

Фильм много критиковали, находя его слишком мрачным и излишне натуралистическим. Предпринимались попытки объявить «В огне брода нет» антисоветским произведением, но все же картина была выпущена в прокат, где, надо признать, большого успеха не имела. Но зато фильм запомнили профессионалы. И в первую очередь запомнили Инну Чурикову.

Ее игру похвалил журнал «Советский экран»: «Так истово, убежденно, просто-таки фанатически играет она свою странную героиню Таню Теткину. Странную внешним видом — такую нарочитую золушку, дурнушку. Странную своим первозданным, навсегда искренним отношением ко всему происходящему. Странную своим внезапно вспыхнувшим талантом к рисованию».

Совместная работа молодой актрисы и молодого режиссера переросла во взаимную симпатию. Случилось так, что актриса нашла своего режиссера, а режиссер — свою актрису. И это было не простое партнерство. Это была судьба. Вскоре Глеб Панфилов и Инна Чурикова поженились.

Брак оказался счастливым — супруги вместе вот уже более сорока лет. В 1978 году у них родился сын Иван. Рождение ребенка, по словам Чуриковой, стало для нее и потрясением, и, конечно же, огромным счастьем. Открылся новый смысл жизни, появились новые цели. Инна Михайловна признавалась, что когда сын был маленьким, ей хотелось замедлить время, чтобы он рос не так быстро. Когда же Ванечка сказал: «Мапа!» — радости родителей не было предела. «Ни тебя, ни меня не обидел», — пошутила Чурикова, обращаясь к мужу.

Фильм «В огне брода нет» не канул в небытие. Переоценить отношение к ней заставила следующая работа Габриловича, Панфилова и Чуриковой — «Начало». И критики, и зрители сразу же связали «Начало» с предыдущей картиной Панфилова.

Это и впрямь схожие картины. Если не по сюжету, то по духу — однозначно. «Начало» продолжает смысловую линию «Брода», доносит до зрителя то, что режиссер не успел или не пожелал сказать в прошлой картине. Панфилов снова показал обыденное с совершенно неожиданной стороны, и Инна Чурикова помогала ему в этом.

«Начало» — фильм объемный, многослойный. Начинается он с Бабы-Яги, затем в рассказ о актрисе вплетается тема Жанны д'Арк… Актерская судьба главной героини Паши Строгановой в определенной степени напоминает о перипетиях артистического пути самой Чуриковой. Можно предположить, что Жанна д'Арк стала для Паши Строгановой таким же отражением ее внутреннего мира, каким стала Таня Теткина для Инны Чуриковой. Стоит ли удивляться тому, что «Начало» словно возродило первый фильм Глеба Панфилова, подняв его при этом на более высокий уровень.

«Начало» наряду с такими фильмами, как «Никто не хотел умирать», «Гори, гори, моя звезда» и «Белое солнце пустыни», ознаменовало собой новые веяния в советском кинематографе, возникшие в конце шестидесятых годов. Неожиданным был прием совмещения в картине двух совершенно различных эпох, неожиданной была трактовка роли, неожиданной была сама концепция фильма. Панфилов филигранно совместил мелодраму с трагедией, гротеск с чуть ли не пуританской простотой, подсознательный шквал эмоций с внешней неспешностью повествования. «Глубины бесхитростности, ураганы простого. Два голоса: с видимой глазу поверхности и невидимой глубины», — вот так определил Габрилович концепцию «Начала». Сам же Панфилов несколькими годами позже признался: «Мне кажется, что талант, способный сегодня к победе, должен быть в полной мере наделен крайностями расчета, должен быть аналитичным».