Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы Страница 51

Неистовство швейцарцев не поддается описанию, с тех пор как 15 сентября, в день открытия 15-й сессии Ассамблеи Лиги Наций, собравшийся на заседание Совет Лиги единогласно, за исключением трех воздержавшихся, принял СССР в Лигу Наций.

Это решение вызывает крайнее раздражение руководителя швейцарской делегации в Лиге Наций Мотта, который восклицает:

– Я потребую изучить возможность проведения референдума по вопросу о выходе Швейцарии из Лиги Наций! И это будет только прелюдией к отказу Швейцарии предоставлять свою территорию для учреждений Лиги Наций.

Вечером 15 сентября Мотта информирует прессу, что в случае, если Швейцария будет вынуждена выйти из Лиги Наций, швейцарское правительство готово возместить из своих собственных средств тридцать миллионов швейцарских франков, затраченных различными странами на строительство знаменитого Дворца наций.

– И тогда Лига Наций и ее делегаты найдут себе приют в каком-либо из больших пустующих дворцов Вены, – заявляет Мотта в заключение.

Наконец 17 сентября, накануне заседания, на котором русские будут официально приняты в Лигу Наций, Барту должен еще произнести речь с целью обратить в новую веру последних упрямцев.

– Господа, – заявляет он слегка ироническим тоном, – никогда не забывайте высказывания Мирабо, справедливость которого завоевала ему бессмертие: «Якобинцы-министры не всегда бывают министрами якобинцев».

Во всех газетах и журналах появляются многочисленные карикатуры.

На одной из них изображен Зеленый салон в «Отель де Берг», в котором Литвинов в образе старой тучной вдовы сидит на диване. Стоящий перед ним на коленях Барту представляет ему маленькую девочку, символизирующую собой Малую Антанту, в то время как Макдональд через открытую дверь внимательно наблюдает за сидящими на том же самом диване Гитлером и Муссолини, которые усиленно флиртуют друг с другом.

Другая карикатура производит фурор! Она изображает Лигу Наций в виде вертящейся карусели, но вместо деревянных лошадок изображены утки. На переднем плане – Джон Саймон, перевернувшийся на своей утке, за ним верхом на утке следует Муссолини, затем Гитлер и, наконец, Барту, с головы которого слетела шляпа и который кричит Литвинову, стоящему рядом с каруселью: «Иди повеселись с нами!» – «А ты заплатишь за меня?» – спрашивает Литвинов.

«Литвинов, – пишет в то утро газета «Трибюн де Женев», – первоначально звался Финкельштейном».

И вот однажды во время приема называют имя Финкельштейна. Литвинов не трогается с места. Все, за исключением самого Литвинова, с удивлением оборачиваются.

– Если бы на протяжении четверти века вам довелось быть революционером, которого преследовали все полиции Европы, который денно и нощно находился под угрозой ареста и преследования, вы бы приобрели привычку забывать свое настоящее имя! – говорит Литвинов подошедшему к нему журналисту, который выразил ему свое изумление. – Однажды я был выслан из Англии, но я возвратился туда под другой фамилией. Если бы я попал в ловушку подобного рода, какие полиция мне не раз устраивала, я давно бы умер в тайниках какой-нибудь капиталистической тюрьмы!

Восемнадцатого сентября 1934 года в зале Ассамблеи, освещаемом ослепительными лучами прожекторов, присутствует самая избранная публика. Но среди нее нет ни одного представителя швейцарского высшего общества.

Около здания стоит многочисленная толпа любопытных. Она приветствует Мотта, когда он входит и выходит.

Освещаемый юпитерами кинооператоров, Литвинов произносит с трибуны большую речь по случаю вступления СССР в Лигу Наций. Объясняя особое устройство Советской республики, он говорит:

«Советский Союз сам по себе есть Лига Наций в лучшем смысле этого слова. Он объединяет 185 народностей… никогда и нигде народности не сосуществовали так мирно в рамках единого государства, не развивались так свободно в культурном отношении, не пользовались такой свободой национальной культуры вообще и языка в частности».

Лицо полковника Бека, который не перестает злиться, становится комичным.

– В конечном счете, – весьма громко замечает он, – это всего лишь II Интернационал, который принимает III Интернационал!

Он делает тем самым намек, что председателем Ассамблеи является швед Сандлер, влиятельный член II Интернационала, которому таким образом приходится принимать в сообщество наций III Интернационал в лице Литвинова.

Во время речи первого русского делегата польская, японская и швейцарская делегации шумно демонстрируют свое отрицательное отношение. Они не выражают никакой готовности сложить оружие.

Литвинов невозмутимо продолжает свою речь. Воцаряется полная тишина, когда он заключает:

«Правительства с чистой совестью и действительно свободные от всяких агрессивных помыслов не могут отказать в замене деклараций более эффективными гарантиями, распространяющимися на них же самих и долженствующими дать и им полное чувство безопасности».

Французская делегация удовлетворена: вступление СССР в Лигу Наций является ее триумфом.

На следующий день состоялся знаменитый банкет журналистов. Каждый возлагает большие надежды на речи Барту и Литвинова, чтобы уяснить себе сущность событий.

Масса людей. Столы расставлены вплоть до ступенек лестницы; заставлены столами и маленькие комнаты отеля, овальные окна которых выходят в большой Зеленый зал, где происходит банкет. На тарелке у каждого гостя лежит традиционный лист бумаги с отпечатанным на нем меню. На оборотной стороне листа помещены рисунки признанных карикатуристов Лиги Наций Дерсо и Келена, которые сегодня превзошли самих себя. Лигу Наций они превратили в дансинг. Барту с гитарой в руках изображен рядом с председателем Ассамблеи Сандлером, который играет на аккордеоне. Оба исполняют серенаду для мисс Женевы, которой русский генерал признается в любви.

Барту и Литвинов интерпретируют смысл карикатуры каждый по-своему.

Барту выступает первым. Он говорит в несколько шутливом тоне.

– Когда минуту назад я смотрел на это меню, – заявляет он своим негромким, четким голосом, – я увидел девушку, которая уже имела много связей и, как мне кажется, весьма слабо сопротивлялась многочисленным поклонникам, осаждавшим ее. Итак, я увидел, что эта девушка покорена храбрым генералом, который говорит ей, энергично прикладывая руку к своему головному убору, украшенному плюмажем: «Мисс Женева, я желаю тебя, ты будешь моей!»

И далее Барту (не заботясь о том, какое впечатление могут произвести эти слова в чопорном городе Кальвина) продолжает в том же духе: